будет её, мести, не будет возможности быть с ней, даже если она отравляет мою жизнь как яд.»

Можно все бросить и уехать, хороший вариант. Правильный. Меня здесь не держит ничего. Никто.

Но я все еще здесь, сижу и решаю задачи, которые сам же и придумал. Вот сейчас тесты проверить буду.

Большего придурка этот мир еще не видел.

— Да не похожа она на роковуху! Ну сам посмотри. Я могу тебе зуб дать золотой, — к чему-то открыл рот и показал на свой красивый и ровный винир, — на отсечение, что она девочка еще. Так что думаю твои дружки тебе немного наврали.

— Зачем?

— Вот это интересный вопрос. Знаешь, что я думаю на этот счет. Вы все втрескались в нее, — обвел кабинет рукой. — И твои дружки, догадываясь, что бой уже проигран, решили тебя с поля боя вообще убрать. А ты повелся, как лопушок, — хохотнул, — единственное чем я могу тебя оправдать, ты еще ребеночком был. Маленьким и доверчивым.

— Этот маленький и доверчивый ребенок сейчас тебе всечет.

— Ну конечно, чуть что сразу всечешь, — ни капли не испугавшись пожал плечами.

Как он меня достал. И ведь сам же его попросил помочь.

Еще какое-то время он меня порадовал молчанием, но не долго. Вставая, он все же продолжил:

— Знаю, ты веришь в свою правоту, — подошел к столу, облокотился руками о него и поддался вперед, — но это не про нее. Измени свои планы и всем станет хорошо. Спроси ее как все было, может ее правда будет правдивее правды твои друзей? Я не хотел тебе говорить.

— И не говори.

— Я все-таки скажу, — ну конечно, по-другому и быть не могло. — Мне кажется, твои друзья шли не за смертью, они просто не отдавали себе отчета, что она их может там найти. Вообще не пойму, как можно было эту миленькую девочку обвинить в смерти.

— У тебя все?

— Я думал у нас, может быть, диалог? Может спор, в котором родится истинна.

— У нас может быть спарринг, в котором родится перелом руки. Твоей.

— Оу, — отвернулся и наконец то в сторону двери, — хорошо, что не головы. Еще немного и я сам приударю за ней. Все равно больше не за кем.

Мне было сложно обрести друга. Но Денис Азаев, решил, что мы друзья до того, как я тоже пришел к этому мнению. Он просто им стал, и все.

И за это я ему благодарен.

Мне не нужно было сюда приезжать и разыгрывать этот спектакль, жить дальше — это то, что мне было нужно. Но я чувствовал, что должен отомстить. Только сейчас я не совсем понимаю за что. Но мысль о встрече, о эмоциях которые будут на ее лице, лишили меня здравого смысла. Азарт бушевал в мне, будоражил и не давал мне подумать под другим углом. Я не хотел ее оправдывать, хотел лишь наказать. За то, что я не смог ее забыть, не смог смирится и не смог жить дальше.

Не могу поверить, что мои друзья могли так поступить. У нас было правило, мы никогда не скрывали симпатий. И это правило нарушил именно я. Мы трое его нарушили, если быть точными. Я понимал, что Алиса нравится им, но не думал, что так. И уж тем более, что могут рассказать такую сказку, в которую я и не думал не верить. В тихом омуте ведь могут, и черти водится.

Когда я остался один, без них, и без девчонки, которая мне нравилась, я решил, что всему виной она. Я винил ее во всех проблемах, во всех трудностях моей жизни. Не мог отпустить ее, но, чтобы не признаваться себе, что скучаю по ней, начал ненавидеть.

— Танюш, — вызвал секретаря, — принеси кофе.

— Это уже четвертая, Алесей Павлович может быть чаю? У меня есть отличный чай, вкуснее кофе!

— Давай хоть чаю, — бесполезно ней спорить, принесет вместо кофе цикорий какой-нибудь.

Чай мне принесла уже не Таня, а Алиса. Интересно с цианистым калием? Я уже вижу, с каким счастливым лицом она подмешивает мне дозу, даже чуть больше положенной, на всякий случай.

Не могу не смотреть на нее, иногда мне получается изобразить что-то подобно злости, или раздражения. Но еще больше я раздражен, когда ее не вижу. Ей идет ее новая прическа, я конечно не скажу об этом ей.

— Ты что же и правда раскаиваешься? — откладывая документы посмотрел, как она аккуратно, даже ничего не разлив, поставила кружку рядом со мной.

Ей пришлось подойти вплотную. Еще раз посмотрев на нее, увидел, что в ней от роковухи нет ничего. Абсолютно. И это капец как бесит. Она должна бороться, отстаивать свои права, свой бизнес. А она что? Как безвольная кукла сделала все, что я сказал. Она должна была драться за свое, а она так легко все отдала. Что с ней не так?

— Ты привезла бланки?

— Да, — отошла на пару шагов и из сумки достала небольшую папку, протянула мне и опустив глаза присела на стул.

Блять сама кроткость и послушность.

— Диктовала ответы им? — пристально смотря на нее ждал ответа.

— Нет конечно! — выпучила глаза и для убедительности еще и головой помахала, думая, что я словам не поверю.

— Проверим, — наблюдая за ней отложил папку.

— Ты что и там камеры установил? — тихо спросила, опять выпучив глаза.

— Конечно, везде, где есть ты, есть и камеры, — я умею блефовать.

А она совершенно не умеет отливать правду от лжи.

Это было понятно еще тогда, в другой жизни.

****

— Если я найду камеры в ванной или туалете тебе не поздоровится, — эмоционально выдает она.

Чай устремился обратно из моего рта, нельзя было подождать пока я проглочу! Она злая, пыжится, злится, но голос не повысила, это радует.

— Там есть что-то интересное? — прокашлявшись спросил, — или быть может я похож на извращенца, который будет подсматривать за тобой?

Казалось, краснеть уже некуда, но она удивляет меня и, кажется, становится похожа на черешенку, такую сочную и немного переспелую, я про цвет если что.

Она каждую секунду хочется взорваться. Даже непонятно как ола сдерживается. У нее написано на лбу,