Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мохнаткин?
– Во-во, он самый.
5
– Я увидел его в первый раз в жизни вечером 31 декабря 2009-го. Его привели, я сидел в обезьяннике в ОВД «Тверское». Я думал, бомж, заросший, как бомжи, борода и усы в одной массе с растительностью на голове. Мятый какой-то, с сумкой. Менты из отделения ему: «Ты, говорят, силы необыкновенной, омоновцев избил, наручники на себе разорвал». Он ворчит, кричит: «Дайте бумаги, жалобу буду писать…».
Бумагу ему дали, он возился с жалобой, написал. Мне хорошо всё было видно из обезьянника, там стол стоит, за него милиционеры присаживаются что-нибудь написать, ну, вот и он за тем столом сидел. Потом пришёл дежурный офицер и говорит: «Мы должны переписать, что у тебя в сумке».
Стали переписывать: «Бутылка шампанского, “Российского” – одна. Фляжка коньяка 250 граммов, нарезка колбасы салями».
– Я шёл Новый год отмечать, видите, – сказал мужик. – Я случайно мимо шёл. Вижу, женщину бьют, я вступился.
– Это ты следователю будешь рассказывать, – дежурный ему говорит. – Моё дело тебя оформить.
Оформив, открыли обезьянник и посадили его ко мне.
Я спрашиваю:
– Что, правда вы наручники порвали?
Он сопя так, нехотя, показывает мне запястья обеих рук.
– За то, что женщину защитил, они меня в автобусе к поручню наручниками пристегнули и избили. А потом, когда сюда привезли, то ключ не смогли найти от наручников. Омоновец, который меня пристёгивал, был брошен в другую часть города. Тогда они взяли зубило и разрубили цепь, связывающую два наручника.
Дальше мне его расспросить не удалось. Потому что пришёл за мной старший лейтенант и вынул меня из обезьянника. Вид у старшего лейтенанта был перепуганный:
– Вас в кабинет начальника требуют!
На третьем этаже дверь с табличкой «Нач. ОВД полковник Пауков».
– Отличная фамилия, я его знаю. (Дёмушкин.)
– Ну да, сейчас его сделали генералом, и он теперь начальник милиции Центрального административного. Ну вот, я, значит, захожу за старшим лейтенантом. Вначале там приёмная, ну, вы знаете, Дмитрий, отделение старое, всё немного обшарпанно. В приёмной полный верхний свет, милиционеры, девки-секретарши, что-то необычное происходит. Открывают мне дверь, на которой ещё раз написано «Нач. ОВД “Тверское” полковник Пауков». Открывается следующая картина.
Прямо вдали за столом сидит крупный Пауков. Слева от него в кресле, в пол-оборота к двери сидит Старуха Алексеева в костюме Снегурочки. Белый с синими блёстками халат, и шапочка такая же, и с палкой.
– Это Ваша была идея, костюм Снегурочки?
– Моя была идея выйти в новогоднюю ночь. Алексеева вначале не поняла, была против. А когда почувствовала всю перспективную силу новогоднего митинга, взвесила тот медийный эффект, который будет иметь новогодний митинг, то за идею ухватилась. И добавила своего. Купила себе за три тысячи рублей костюм Снегурочки. А мне предложила выйти в костюме Деда Мороза. Я сказал, что председателю политической партии не совсем уместно разгуливать в костюме Деда Мороза.
Ну вот, я вошел, поздоровался с Алексеевой, с Пауковым. А справа за столом для гостей – ножкой буквы «Т» стол расположен к основному столу, где Пауков, – справа расположился мужик в синем костюме, красношеий и краснощёкий, лет сорока с небольшим.
– Здравствуйте, – он мне говорит, называя меня по имени-отчеству, – вы всё хвалились своей принципиально ненасильственной «Стратегией», а вот ваш охранник милиционеру нос сломал.
Я подумал, что это правозащитник, приятель Алексеевой, такой у него тон был въедливый, противный. Среди правозащитников такие бывают.
– Как фамилия охранника? – спрашиваю.
– Как фамилия? – спрашивает розовощёкий у полковника Паукова.
– Махно? – неуверенно говорит Пауков. И встаёт, открывает дверь в свою приёмную. – Подполковник такой-то, зайдите!
Подполковник навытяжку, как нервная струна, смотрит не на Паукова, а на краснощёкого.
– Узнать фамилию задержанного, который нос офицеру сломал на Триумфальной.
– Слушаюсь!
Подполковник уходит. Видимо, сейчас же побежит за дверью.
– Я из-за вас новогодний ужин прервал. (Укоряющим тоном краснощёкий.)
– А вы, простите, кто?
Людмила Алексеева из кресла:
– Это …ард…инович, новый начальник ГУВД Москвы генерал Колокольцев.
– Я думал, вы правозащитник.
Возвращается подполковник. На одном дыхании выпаливает:
– Мохнаткин фамилия задержанного, товарищ генерал!
– У меня нет охранника с такой фамилией. Я его видел внизу в дежурке. Он не член нашей партии.
– Вот, я же вам говорила, господин генерал, у…арда…иновича все ребята очень хорошие.
Алексеева торжествующе смотрит на генерала. Генерал явно разочарован обнаружившейся непринадлежностью этого Мохнаткина к партии нацболов.
– Вот я вам пересказывал, Дмитрий, как мог живо и в красках, сцену под Новый год ровно год тому назад. Вот у вас на Манежной основать традицию не получается, у Удальцова с «Днями гнева» не получилось. Сегодня сказал, что теперь будет проводить «Дни гнева» раз в несколько месяцев, а у нас, вопреки всему, получается. Помогите, и мы поможем вам.
– Я поговорю …ард…инович, – ещё раз пообещал Дёмушкин.
6
К концу вечера им набили камеру до отказа. Когда осталось только одно место над ним, Дед соскочил с верхней палубы, где продолжал углублённо изучать «Жизнь в Древнем Египте», и сообщил дежурному:
– Стоп. Отель закрывается. Мест больше нет. Есть одно надо мной, но подполковник обещал мне не класть никого мне на голову. Я и без этого дерьмово сплю.
– А куда мне их девать? – скорее жалобно спросил ночной дежурный.
– Я бы всех разогнал по домам. Они уже наказаны и здесь только грязь разводят, воняют, ссать ходят всё время. И не забывайте о «четвёрке», оттуда бомжей к нам нагнали, там же пусто? И там шесть мест.
– Уже не пусто, – уныло возразил дежурный. – Туда этих, как их, ну, которые парни, но в девок переодеты, привезли. Трансвеститов, вот. В лифчиках, в чулках, парики…
– Чего, правда?
– Ей-богу.
– А сколько их?
– Двое. Третья, их «мамочка», девка, в женской камере помещена, в «третьей».
– А вы уверены, что «мамочка» – баба, а не мужик. А вдруг мужик, сча как вдует всем вашим арестованным, те забеременеют, а вы будете отвечать.
– Да нет, судья сказала, что баба.
– Вы бы проверили.
– Гражданин… – засмущался мент.
– Охренеть можно. Во что превращают русскую традиционную тюрьму, а?