— Ханна говорит, что я должна попытаться вновь разжечь мою страсть с Рори. Знаешь — воссоединения после полудня…

— Ха! Страсть невозможно разжечь вновь. Я повар, и уж поверь мне на слово: суфле два раза не поднимается. И потом, жизнь, как и стряпня, намного аппетитнее, когда отклоняешься от рецепта. Давай-ка лучше устроим свидание пара на пару. Пробуди в себе самку!

— Ты действительно собираешься встретиться с ним опять?

— Господи, ну конечно! — Джаз просияла и замурлыкала веселенький мотивчик. — Бывают ошибки, в которых столько приятного, что их просто жаль совершать всего раз. Так что забудь про разжигание страсти, о'кей?

— О'кей.

— Просто запомни: все мужики — козлы, козлами были, козлами и останутся, если только они не Джонни Депп. Поняла?

— Поняла.

Я вспомнила, как глядел на меня Рори, когда мы только поженились. Разумеется, теперь он смотрит так лишь на своих подопечных. Возможно, заведись у меня блохи или какой-нибудь грибок стопы, он был бы ко мне более внимательным. Хотя, с другой стороны, вши ведь не помогли. И потом, после рождения детей он как бы поместил меня в одну из своих ячеек. Вот в чем самая большая проблема. Если уж женщина любит, то она любит и днем, и ночью; любовь гарнирует всю пиццу ее жизни. Для мужчины же это всего лишь один из кусочков. А еще есть работа, друзья, спорт. Джаз права. Вновь разжигать страсть глупо. Бесполезно снова пытаться влезть в меню мужа… да?

Я сидела верхом на муже, неуклюже раскачиваясь, точно пожилой ковбой, решивший вспомнить свою юность на родео. Была суббота, после полудня. Дети ушли в кино, клиника закрылась в час, а мы «воссоединялись», чтобы «вновь разжечь страсть».

Я предприняла вялую попытку поцелуя, стараясь не замечать пивного дыхания Рори и остатков пищи, застрявших у мужа в зубах. И с нежностью вспомнила времена, когда мы пьянели от одного только взгляда. Техника «цирковой наездницы» начала раздражать, так что я спешилась и как робот пристроилась сначала так, потом эдак. Это были не предварительные, а принудительные ласки. Только зря извела воск для эпиляции. От скуки я хрюкнула — звук, который Рори, очевидно, принял за стон страсти, поскольку тут же взялся дергать и щипать там и сям. В его прикосновениях было столько же эротики, сколько в мокрой душевой занавеске, когда она прилипает к телу. Мои реакции были автоматическими, как у коленки, по которой бьют молоточком. Боже. Во что я превратилась? В моллюска? Неужто все женатые пары проходят через одну и ту же рутину: лапают друг друга без всякой охоты, пока он или она не испустит дух? Рори стойко продержался еще одну, ах нет, две секунды, а затем облизал свой палец, фабрикуя жалкое подобие смазки. Вот тогда-то я с ужасом поняла, насколько же я несчастна.

Чтобы побыстрее покончить с этой бодягой, я смочила собственный палец и пощекотала его простату — сексуальная скоропись, выученная большинством скучающих и занятых жен. Рори эякулировал со смачностью хорошей отрыжки.

И пока он принимал душ, я молча лежала в постели, от которой не пахло ничем, кроме тщетности нашего эксперимента.

Относительно обернутый в полотенце, Рори прошлепал обратно в спальню. Открыл дверь, и на кровать тут же запрыгнула немецкая овчарка с заштопанным боком; из слюнявой пасти торчал мой еще не надеванный, но уже полупогрызенный тапок из кожи «под леопарда».

— Ну все! — услышала я истерично-сердитый голос и лишь в следующую секунду сообразила, что голос — мой. Эмоции вертелись во мне, как крышка от банки с вареньем, упавшая на каменный пол. — Возможно, за все эти годы, что мы с тобой женаты, ты так и не заметил, но я ненавижу животных!

— Да ладно тебе, Кэсси. — Рори, в набедренной повязке из махрового полотенца, принял свою любимую позу а-ля Тарзан: руки на бедрах, грудь колесом, мышцы спины раструбом. — Он же просто играет. Сатана! А ну слазь, малыш.

— Сатана?! А тебе не кажется странным, что всех немецких овчарок называют исключительно Гитлер, Адольф, Ева или Сатана? Как это, интересно знать, сочетается с их «добродушным» нравом, а? Вот такие монстры и раздирают в клочья детей, принимая их за резиновую игрушку.

— Вообще то он жутко интеллигентный пес. Воспитанный на «Нью-Йоркском книжном ревю». Сатана даже лапу не поднимет, если та не в «Армани», — весело ответил Рори, одеваясь.

— Ну да, если твои пациенты не занимаются сексом с моей ногой, то вытворяют другие кошмарные вещи за моим диваном от Конрана. Будь ты настоящим доктором, а не каким-то несчастным ветеринаром, всех этих гадостей не происходило бы.

Даже не видя его лица, я поняла, что задела мужа за живое. В голосе Рори появилась натянутость.

— В профессии ветеринара нет ничего зазорного. А моим пациентам приходится учиться ходить на задних лапках вокруг тебя, Кэсси. Да брось ты. — Он пощекотал заштопанное чудовище. Галантное спокойствие вновь вернулось к нему. — Как можно не любить животных?

— Я их просто обожаю. Особенно с подливкой.

— Да что с тобой такое творится?

— В нашей клятве у алтаря не говорилось, что мне придется выкашливать комки шерсти. — Я встала с кровати и начала натягивать джинсы. — Из-за твоей бытовой слепоты наш дом превратился в помойную яму.

— Ох, Кэсси, — вздохнул он, — ну почему тебе всегда нужно докапываться до всякой ерунды?

— Да потому, Рори, что в ерунде как раз все дело. Реальность — она в обыденности.

— Да ты просто зациклена на уборке. Тебе лечиться пора. Я уж и не помню, когда последний раз видел тебя без туалетного ершика в руках.

— А ты думаешь, я занимаюсь этим ради собственного удовольствия? Нет, дорогой, я этим занимаюсь исключительно потому, что попроси я тебя положить твои грязные трусы в бельевую корзину, ты тут же изобразишь, будто над тобой психологически надругались.

Испустив мелодраматический вздох, я взялась приводить спальню в порядок.

Но Рори остановил меня. Развернув к себе, он взял мое лицо в огромные ладони и хитро улыбнулся:

— Вот за это я и люблю тебя, Кэсс. За то, что ты у меня такая отходчивая.

Злость так и вскипела во мне — огромная, как субмарина, что всплывает на поверхность, вздымая бурлящие гребни вокруг.

— Все это просто слова, Рори, — а судят не по словам, а по делам. — Я вырвалась и с новой яростью вернулась к уборке. — Сколько, по-твоему, квадратных акров тоста я намазала для тебя маслом? Сколько овечьих отар пересовала в печь ради твоих воскресных ужинов? Сколько косяков рыбы зажарила на сковородке? Знаешь, в семье у Ханны еду готовит Паскаль. Он жарит лосося на углях! Я тоже хочу жарильщика лосося, черт тебя побери!

Рори придержал мою руку.