«Для демонстрации нашей искренней и твердой убежденности в необходимости запрета испытаний настоящим я провозглашаю, что Соединенные Штаты не будут проводить ядерные испытания в атмосфере, пока другие государства также не будут этого делать. Мы не возобновим их первыми».

Те, кто знал силу намерения, подкрепляющую видение Кеннеди, усматривали что-то либо вдохновляющее, либо угрожающее в следующем его заявлении о том, что «наша основная долгосрочная цель» – «всеобщее и полное разоружение, которое может быть достигнуто поэтапно, что позволит параллельно создавать новые институты мира, заменяющие оружие». Как мы увидим, Кеннеди не бросал слов на ветер, и спецслужбы США знали это. Знали это и воротилы бизнеса, схлестнувшиеся с ним годом ранее во время стального кризиса – недооцененная глава президентства Кеннеди, к которой мы еще вернемся. Его призыв перековать мечи на орала не стал хорошей новостью для представителей военно-промышленного комплекса.

В четвертом и заключительном разделе своего призыва к самоанализу Кеннеди просит американскую аудиторию изучить качество жизни в границах собственной страны: «Давайте разберемся с нашим отношением к миру и свободе у себя дома… Сегодня в слишком большом числе наших городов мир ненадежен потому, что свобода несовершенна».

Он разовьет эту тему на следующий вечер в своей революционной речи о гражданских правах. На следующий день после того, как президент Кеннеди выступил в Американском университете, губернатор штата Алабама Джордж Уоллес уступил воле президента и открыл двери Алабамского университета чернокожим студентам. В тот вечер в телевизионном обращении к нации Кеннеди описал расовые страдания чернокожих американцев с той же силой, с которой накануне он призывал к состраданию к русским, пережившим большие лишения во Второй мировой войне:

«Чернокожий ребенок, родившийся сегодня в Америке, независимо от того, где именно он родился, имеет примерно половину шансов закончить среднюю школу от тех, что имеет белый ребенок, родившийся в том же месте в тот же день, одну треть тех же шансов на окончание колледжа, треть шансов стать профессионалом, вдвое больше шансов стать безработным, одну седьмую шанса зарабатывать $10 000 в год, продолжительность жизни на семь лет короче, заработок вдвое меньше.

И это прежде всего проблема морального плана. Она стара, как Священное Писание, и ясна, как американская Конституция»{183}.

В своем обращении к студентам Американского университета, дав определение «миру и свободе в своей стране» как важнейшего аспекта мира во всем мире, Кеннеди определил право на мир как фундаментальное право человека: «Разве не мир в конечном счете составляет основу прав человека – права жить, не боясь быть уничтоженным, права дышать воздухом, которым одарила нас природа, права будущих поколений на здоровую жизнь?»

Кеннеди завершил свою «речь о мире» обещанием, начало исполнения которого в следующие пять месяцев подтвердит его смертный приговор: «Убежденные и бесстрашные, мы будем продолжать работать не ради осуществления стратегии уничтожения, а ради стратегии мира».

Выступление в Американском университете стало величайшим признанием Джона Кеннеди в его приверженности миру. По иронии судьбы Советский Союз стал местом основных событий. Эмпатия Кеннеди к лишениям русского народа пробила защиту их правителей намного эффективнее, чем это могла сделать любая ракета. Соренсен так описывает произведенный речью эффект по ту сторону рубежа в холодной войне:

«Советская пресса опубликовала полный текст выступления Кеннеди. Еще более поразительным был тот факт, что оно было услышано, а речь прочитана во всех уголках СССР. После 15 лет почти непрерывного глушения западных радиопередач сетью из 3000 передатчиков, на содержание которой ежегодно тратилось несколько сотен миллионов долларов, Советы заглушили лишь один абзац в речи, передававшейся «Голосом Америки» на русском языке (часть, где говорится о «беспочвенных» обвинениях целей США), однако при повторной трансляции оставили весь текст, а затем и вовсе перестали глушить западные радиостанции, даже русскоязычные информационные выпуски о международной обстановке. Так же неожиданно на переговорах в Вене они согласились с принципами инспекции Международного агентства по атомной энергии, позволявшей удостовериться в том, что реакторы используются в мирных целях. И в равной степени неожиданно возможность заключения Соглашения о запрещении испытаний превратилась из безнадежной во вполне осязаемую идею»{184}.

Никита Хрущев был глубоко тронут. Он сказал руководителю переговоров по запрещению испытаний Авереллу Гарриману[15], что Кеннеди произнес «величайшую речь со времен Рузвельта»{185}. Хрущев в ответ предложил Кеннеди рассмотреть ограниченный запрет, распространяющийся на испытания в атмосфере, космосе и воде, так чтобы спорный вопрос об инспекциях больше не возникал. Он также предложил заключить пакт о ненападении между НАТО и странами Варшавского договора, чтобы «освежить международный климат»{186}.

В собственной стране Кеннеди его речь была воспринята куда менее восторженно. New York Times писала о скептическом отношении правительства: «В целом официальный Вашингтон не слишком оптимистично смотрит на то, что президентская речь о мире в Американском университете приведет к заключению соглашения о запрещении испытаний или чему-то еще»{187}. В отличие от советских СМИ, которые были воодушевлены этой речью, американские СМИ ее игнорировали либо преуменьшали ее значение. Впервые у американцев возможностей читать и слышать слова своего президента было меньше, чем у русских. Разворот в сторону мира происходил по всей планете на разных уровнях. Если ядерное разоружение внезапно стало осуществимым, то позиция Кеннеди в его собственном правительстве стала шаткой. Кеннеди разворачивался быстрее, чем было необходимо для обеспечения безопасности лидера в холодной войне.

После речи в Американском университете Джон Кеннеди и Никита Хрущев начали соревноваться в демонстрации приверженности идеям мира. Они оба перевели свою политику на мирные рельсы. Однако отказ Кеннеди от идей холодной войны определенные силы в его собственном правительстве сочли изменой. В этом контексте речь Кеннеди в Американском университете была смелым поступком, но с гибельными последствиями. Призыв президента Кеннеди от 10 июня 1963 г. положить конец холодной войне за пять с половиной месяцев до его убийства предваряет отважный поступок доктора Кинга, призвавшего 4 апреля 1967 г. в Риверсайдской церкви к прекращению войны во Вьетнаме, ровно за год до своей гибели. Каждая из этих речей, перевернувших мир, была пророчеством и несла пророкам традиционную награду. Речь Джона Кеннеди в Американском университете привела к его смерти в Далласе, а Риверсайдская речь Мартина Лютера Кинга – к его гибели в Мемфисе.