Не тела его она желала. Моргауза, со смешком рассказывающая о том страстном молодом человеке, ее любовнике, никогда не поверит, сколь мало значат для них с Ланселетом эти утехи.

Да, правда, иногда Ланселет брал ее грешным, бесчестным способом, но лишь в первые годы, когда они с молчаливого согласия Артура проверяли: может, Гвенвифар все-таки сумеет родить королевству наследника? А так… Существовали и другие способы доставить друг другу удовольствие, и некоторые казались Гвенвифар меньшим грехом, меньшим посягательством на законные права Артура. Но все равно – не этого она жаждала всей душой. Ей лишь хотелось быть рядом с Ланселетом… Это чувство затрагивало скорее душу, чем тело. За что же Богу порицать подобную любовь? Он мог осуждать их за грех – и Гвенвифар снова и снова искупала этот грех, – но разве станет Господь осуждать истинную любовь, идущую из глубины сердца?

«Я отдаю Артуру все, что он желал бы от меня получить. Ему нужна королева, хозяйка, которая содержала бы его замок в порядке; что же касается всего прочего, Артур не хочет от меня ничего, кроме сына – а в этом ему отказываю не я, а Господь».

В темноте послышались мягкие шаги.

– Ланселет, ты? – шепотом позвала Гвенвифар.

– Не совсем.

Проблеск света, исходящего от маленькой лампы, на миг сбил Гвенвифар с толку; ей показалось, будто она видит лицо возлюбленного, только почему-то помолодевшее, – но затем королева поняла, кто это.

– Да как ты смеешь?! Стоит мне закричать, и мои женщины прибегут сюда, и никто не поверит, будто ты явился по моему приглашению!

– Тихо, – велел Гвидион. – Имей в виду, моя леди, я держу нож у твоего горла.

Королева, съежившись от ужаса, вцепилась в ворот ночной рубашки.

– Не льсти себе, госпожа, я пришел не ради насилия. Для меня твои прелести слишком зрелые и слишком хорошо выдержанны.

– Довольно! – раздался из темноты, откуда-то из-за спины

Гвидиона хриплый голос. – Прекрати насмехаться над ней, слышишь? Грязное это дело – шарить по чужим спальням. Я и так жалею, что ввязался в него. А теперь умолкните все и прячьтесь по углам.

Постепенно глаза Гвенвифар приспособились к тусклому свету; она узнала лицо Гавейна, а за Гавейном виднелась еще одна знакомая фигура.

– Гарет! Что ты здесь делаешь? – печально спросила королева. – А я-то считала тебя лучшим другом Ланселета…

– И это правда, – сурово произнес Гарет. – Я пришел проследить, чтоб с ним обошлись по справедливости. А то ведь этот, – он презрительно махнул рукой в сторону Гвидиона, – вполне способен перерезать ему горло, а потом свалить обвинение в убийстве на тебя!

– Тихо! – велел Гвидион, и свет погас. Гвенвифар почувствовала укол ножа. – Если ты попытаешься хоть словом его предупредить, я перережу тебе горло, а потом уж как-нибудь постараюсь объяснить лорду моему Артуру, что заставило меня так поступить.

Следующий укол заставил Гвенвифар содрогнуться от боли; действительно ли из ранки потекла кровь, или ей просто показалось? Королева слышала едва различимые звуки – шорох одежд, приглушенное звяканье оружия. Сколько же человек привел с собой Гвидион ради этой засады? Гвенвифар лежала, в отчаянье заламывая руки. Если б только она могла предостеречь Ланселета… Но она была совершенно беспомощна, словно зверек, запутавшийся в силках.

Так она и лежала, зажатая между подушками и ножом; казалось, что время едва ползет. Так тянулось довольно долго; затем послышалось тихое посвистывание, напоминающее птичью трель. Гвенвифар напряглась; Гвидион, почувствовав это, скрипучим шепотом спросил:

– Сигнал Ланселета?

Он снова ткнул ножом в шею Гвенвифар; от ужаса королеву бросило в пот, и она прошептала: – Да. Гвидион пошевелился, и солома в тюфяке зашуршала.

– Здесь дюжина человек. Только попробуй предупредить его, и ты не проживешь и трех секунд.

Из прихожей донеслись негромкие звуки; Ланселет расстегнул плащ, снял перевязь с мечом… О Господи, неужто они собираются схватить его и безоружным? Гвенвифар снова напряглась. Она уже заранее чувствовала, как нож входит в ее тело – но ведь должна же она предупредить Ланселета! Королева уже разомкнула губы, но тут рука Гвидиона – «Откуда он узнал? Это что, Зрение?» – с маху запечатала ей рот, заглушив едва родив-шийся крик. Задыхаясь, Гвенвифар попыталась вывернуться – и услышала, как кровать скрипнула под весом Ланселета.

– Гвен! – прошептал он. – Что случилось? Ты кричала, любимая?

Гвенвифар каким-то чудом удалось вырваться из хватки Гвидиона.

– Беги! – закричала она. – Это ловушка, засада…

– Ад и дьяволы!

Гвенвифар почувствовала, как он по-кошачьи проворно вскочил и отпрыгнул назад.

Лампа в руках у Гвидиона вспыхнула, а за ней и огоньки в руках у остальных, и в конце концов комната озарилась светом; Гавейн, Кэй и Гарет выступили вперед, а за ним столпился еще десяток неясных фигур. Гвенвифар съежилась под одеялом, а Ланселет застыл на месте; он был наг и безоружен.

– Мордред! – с презрением произнес Ланселет. – Да, эта хитрость вполне достойна тебя!

– Ланселет, – официальным тоном произнес Гавейн, – именем короля я обвиняю тебя в государственной измене. Отдай мне свой меч.

– Не морочься с этим! – бросил Гвидион. – Забери меч сам, да и все.

– Гарет! Боже милостивый! Ты-то как оказался в этом замешан?

В свете ламп глаза Гарета блестели, словно от слез.

– Я никогда не верил ни единому дурному слову о тебе, Ланселет. О Господи! Лучше б я пал в какой-нибудь битве и не дожил до этого дня!

Ланселет опустил голову, но Гвенвифар заметила, как он с лихорадочной поспешностью оглядел комнату.

– О Господи, – пробормотал он. – Вот так же на меня смотрел и Пелинор, когда они ввалились с факелами в шатер и застали меня на ложе Элейны. Неужто это моя судьба – постоянно оказываться преданным?

Гвенвифар хотелось броситься к любимому, заслонить его собой, разрыдаться от жалости и боли. Но Ланселет даже не глядел на нее.

– Твой меч, – тихо повторил Гавейн. – И оденься, Ланселет. Я не хочу вести тебя к Артуру голым. Ты и так уже достаточно опозорен.

– Не позволяй ему взять меч… – произнес чей-то голос из темноты, но Гавейн презрительным взмахом руки заставил безликую фигуру умолкнуть. Ланселет медленно повернулся и побрел в крохотную прихожую, где остались вся его одежда и оружие. Гвенвифар услышала шорох ткани – Ланселет одевался. Гарет стоял, положив руку на рукоять меча. Ланселет вошел в комнату, одетый, но безоружный, держа руки на виду.

– Я рад, что ты предпочел мирно пойти с нами – тебе же лучше, – сказал Гвидион. – Матушка, – он повернулся в темный угол, и Гвенвифар с ужасом осознала, что там стоит королева Моргауза, – пригляди за королевой. Пусть она остается под твоим присмотром, пока у Артура не дойдут до нее руки.