– Добрый вечер, господин Нефедов! – неожиданно приветливо сказала Дамира и плавно обернулась, проводив взглядом удаляющуюся Стеллу. – Я одобряю ваш выбор! Эта очаровательная особа просто идеально подходит вам… А ноги, ноги какие! Блеск! А круп!..

Я почтительно склонил голову перед мудрой Тортилой и спустился в коридор. Стелла прошла мимо своей каюты и, как само собой разумеющееся, остановилась у моей двери.

– Нефедов Валерий Васильевич, – произнесла она, сдувая с кончика носа каплю, которая скатилась с мокрого лба.

Я вздрогнул, взглянув на завернутую в махровое полотенце девушку, как на бомбу с часовым механизмом, которая вот-вот должна взорваться. Она не могла знать отчества Нефедова. В кают-компании капитан представил меня только по имени и фамилии!

Ключи звякнули в моей руке. Стелла повернула лицо в мою сторону и удивленно спросила:

– Что с тобой?

Я приблизился к двери и только сейчас увидел, что под бронзовой цифрой 7 скотчем приклеен небольшой лист бумаги, на который мгновение назад смотрела Стелла. Это была ксерокопия первой страницы гражданского паспорта старого образца, с гербом СССР и титулом: «Паспорт гражданина Союза Советских Социалистических Республик. Нефедов Валерий Васильевич». А ниже – серия и номер.

– Некрасиво, – сказала Стелла, срывая бумажку. – Если хочешь, я нарисую красное сердечко, а внутри его – твое имя. Или контур женских губ, а вокруг…

«Мерзавка!» – подумал я, сминая в кулаке ксерокопию. Она дала мне понять, что гражданский паспорт Нефедова у нее и она собирается меня шантажировать!

Я быстро открыл дверь, втолкнул в каюту Стеллу и запер ее на ключ. Повернувшись, бегом устремился к лестнице. Взлетел по ней, спустился на противоположную сторону и плечом распахнул обе дверные створки салона.

У Алины были железные нервы. Но скорее она ждала меня и была готова к шуму. Девушка продолжала сидеть в кресле и читать книгу, словно меня не существовало. Словно я для нее был мелкой помехой, чем-то вроде мухи, которую можно отогнать от себя, не отрываясь от чтения.

Расталкивая кресла, я быстро подошел к ней и швырнул скомканную ксерокопию на книжную страницу. Алина медленным движением сдвинула бумажный комок на край книги, и тот упал ей под ноги. Затем она подняла лицо и просветленным взглядом уставилась на меня. Я склонился над ней, и ее лицо оказалось настолько близко, что я мог рассмотреть каждую ресницу.

– Чего ты от меня хочешь? – едва разжимая зубы, произнес я.

– Изжить тебя со света, – не задумываясь, ответила Алина, продолжая улыбаться.

Вдруг ее взгляд скользнул по платью и туфлям Стеллы, которые я по-прежнему держал в руке, и лицо Алины стало серьезным.

– Ты уронил лифчик, – сказала она.

Я машинально обернулся, посмотрел себе под ноги, и когда услышал взрывной хохот, то понял, что попался как дебил, что Алина откровенно издевается надо мной.

Кровь ударила мне в лицо. Я медленно выпрямился и, не сводя переполненных ненавистью глаз с бледного лица девушки, прошептал:

– Понять не могу, почему ты такая храбрая?

Алина перестала смеяться. Ее зрачки бегали. Она рассматривала мое лицо, как турист рассматривает карту страны развлечений.

– Потому, – ответила она, вытягивая из страниц книги сложенный вдвое лист бумаги, и небрежно подала его мне. – Потому что оригинал этого документа немедленно окажется на столе капитана, если ты посмеешь только прикоснуться ко мне.

Я взял лист и развернул его. Это была копия свидетельства о смерти Нефедова.

Она вооружена лучше, чем можно было предположить, думал я, возвращаясь к своей каюте. Я просто не успеваю собрать против нее достаточно улик, чтобы достойно отпарировать. Сейчас мы с ней в разных весовых категориях, и я вынужден временно поджать хвост. Если свидетельство о смерти Валерки попадет на стол капитану, он немедленно сообщит об этом пограничникам и меня в наручниках снимут с яхты, а Алина будет мстительно усмехаться мне в спину. С ней приходится считаться, даже если оригиналов паспорта и свидетельства у нее нет. Но где, черт подери, она взяла ксероксы этих документов?!

Когда я вошел в каюту, Стелла, надев мой махровый халат, стояла у зеркала и сушила феном волосы.

– Прости меня, – сказала она, опустив голову, и ее темные волосы закрыли лицо непроницаемой паранджой. – Я вела себя вульгарно… Мне стыдно.

– Бывает, – успокоил я. – Когда пыльная и шумная земля со всеми своими бесчисленными проблемами остается где-то далеко за горизонтом, начинается эйфория, хочется громко петь и прилюдно раздеваться.

– Это все из-за противного Мизина с его «Тэ тридцать четыре»! – жаловалась Стелла, мотая головой, и ее тяжелая мокрая грива раскачивалась, словно ветви ивы на ветру. – Он меня нарочно напоил, чтобы потом посмеяться. Он всех коктейлем поил, а сам лишь шампанское чуть-чуть пригубил!

Я не мог оставаться неподвижным, словно в мое тело вселился непоседливый бес, и нервно ходил вокруг Стеллы. Меня не покидало предчувствие, что всего лишь тонкая пленка иллюзорного веселья отделяет меня от большой беды, что на меня со стремительной скоростью надвигается что-то страшное, словно мы плыли на «Титанике» и до столкновения с айсбергом оставались считаные минуты.

– Ты на меня сердишься? – спросила Стелла, все еще не показывая своего лица.

– Нет.

– У тебя голос какой-то странный… Ой, я забыла тебе сказать! Когда я вошла, на полу лежала записка. Я ее на стол положила. Наверное, кто-то под дверь просунул.

Я кинул взгляд на стол, посреди которого лежал белый лист бумаги, потом на Стеллу и снова на стол. Подошел к нему, взял записку в руки и прочитал ровные печатные буквы, выведенные простым карандашом:

«Уважаемый господин Нефедов! Я очень рада, что вы откликнулись на мою просьбу и сейчас находитесь рядом со мной, на борту „Пафоса“. Простите, но я никак не могла выбрать подходящий момент, чтобы открыться перед вами – преступник ходит за мной по пятам, он все время следит за моими передвижениями. Я боюсь выдать себя с головой, и тогда случится что-то очень страшное. Прошу вас, наберитесь терпения, отдыхайте, насколько это, конечно, возможно в нашей ситуации, и ждите, когда я сама подойду к вам. Бога ради не пытайтесь самостоятельно связаться со мной, это очень опасно!

Живу надеждой! Ваша Дамира».

Во мне взорвалась тротиловая шашка. Я подскочил к потолку, как обезьяна за бананом, и с лету врезал кулаком по переборке.

– Нет! – воскликнул я, до предела наполненный ассорти из эмоций. – Это не каюта! Это почтовый ящик какой-то!

Стелла, зачесывая волосы назад, искоса смотрела на меня. Я перевернул лист, убедился, что на его обратной стороне нет никаких записей, и положил на стол.

– Читала? – спросил я, не глядя на девушку, чтобы ей легче было солгать.