Частенько, часто мы сидим с Некоторым Человеком и перебираем разную ерунду.

— Москва — столица нашей родины, — начинаю я.

— Правильно, а у США какая столица? — говорит НЧ.

— Вашингтон, — правильно отвечаю я.

— А столица Абхазии? — спрашивает Некоторый Человек.

Увы мне! Я не знаю столицу Абхазии, я не знаю ее площади, смутно представляю природные богатства Абхазии.

Я считаю, что человек не может знать все, даже у самых гениальных гениев должны быть белые пятна в познаниях. Я не знаю географии.

Еще в той, старой школе, когда меня вызывали к доске, я всегда с блеском отвечала урок, от напряжения блестели мои уши, зубы и глаза, да что тут говорить, подо мной в этот момент блестел пол, солнечные лучи отражались в краске, подо мной едва не горела земля. Но внутри себя (НЧ считает, что так говорить некрасиво, но это правда, поэтому оставлю как есть) у меня было чувство, что я всех обманываю: учителя, ребят, журнал, саму себя. Я не была в тех странах, не видела флоры и фауны. Я никогда не видела, как выглядит только что намытое золото. Откуда я могу убедиться, что в мезозойскую эру Земля выглядела именно так? Меня тогда не было. И что делалось в то время на территории Абхазии? Ах, Абхазия, моя любовь безответная и непонятая, мне скоро заканчивать среднее учебное заведение, а я никогда не видела тебя. И что мне твои апельсины, что мне сок твоих плодов, когда я не помню, на какой широте и долготе стоит твоя столица? Я могу узнать абхазские имена, но я не видела ни одного абхазского лица. Никогда не разговаривала ни с одним абхазцем. Я даже не знаю, с какой стороны подходить к твоим жителям, Абхазия!

Конечно, учителя нам не врут, рассказывают все, что знают сами. Но этого мало, считаю я, этого мало для порядочного ученика школы для одаренных несовершеннолетних детей.

— Это не беда, — говорит мне НЧ, — я съезжу с тобой в Абхазию, и ты все увидишь.

— Но если я увижу Абхазию, для меня почти не останется тайн, не останется белых пятен в науке наук, — отвечаю я.

— Тогда назови мне столицу Зимбабве, — говорит НЧ.

Это очень просто, столица Зимбабве называется Хараре, а Антананариву — столица острова Мадагаскар, главный город Гондураса — Тегусигальпа, а на Антильских островах — Виллемстад. Некоторому Человеку трудно поймать меня, я знаю почти все. Но он находит способ. Население — мое слабое место, никак не дается мне запомнить численность населения. К тому же она постоянно меняется. Как, например, можно сказать, сколько человек живет в Израиле, если они там постоянно дерутся с Палестиной и неизвестно, сколько кого осталось. В то же время к ним постоянно приезжают новые жители. Например, этим летом туда уехала моя бывшая одноклассница. Как тут прикажете быть?

— Ты точно повезешь меня в Абхазию? — спрашиваю я НЧ через несколько дней.

— Повезу, — отвечает этот врун, но я ему верю, потому что больше ничего мне не остается, он пообещал не рассказывать о моем позоре — о том, что я не успеваю следить за численностью населения земного шара. Вас так много, а я одна. Пожалуйста, не деритесь.

Неожиданно Некоторому Человеку (НЧ) пришла телеграмма из дома. Его мама сильно заболела.

— Что с ней? — пыталась я заглянуть телеграмме через плечо.

— Сердце, — тихо сказал НЧ и пошел покупать билет на самолет.

В тот же вечер он улетел домой.

Несколько дней я ждала телеграмму от него. НЧ молчал. Я грызла ногти, не ходила на учебу, почти не ела, даже не мылась. Внутри меня (нельзя так говорить, я знаю) постоянно что-то звенело, били окна. Наконец меня позвали к телефону.

— Все хорошо, — сказал НЧ, — маме лучше. Да здравствует сердце.

— Да здравствует сердце, — сказала я тоже. Это сейчас у нас будет такой пароль, вместо «Ассы», а то мы раньше чуть что говорили: «Асса!» Если одному из нас было тяжело или грустно, сразу скажешь ему: «Асса!» — и тут же, прямо на глазах, станет лучше. Это такое слово, которое сказал Ной, когда первый раз после потопа увидел землю. Вы знаете, наверное, эту историю: перед Всемирным потопом он собрал всех животных по паре, растения и свою семью. Они все уселись в один большой ковчег, и тут же пошел дождь. Главное, ни один тигр ни одного кролика или куропатку не тронул, за все время! И вот скрылась земля, и ковчег поднялся на воде. Потом скрылись кустарники, потом деревья, а на них сидели животные, другие, которые остались. Все они погибли. Потом скрылись самые большие деревья, потом горы оказались под водой, даже Гималаи, хотя в то время их, кажется, еще не было. Устали птицы, которым некуда было присесть отдохнуть. Погибли и они. Только Ноев ковчег бултыхался на воде. А в нем — животные, растения и Ноева семья. Потом вода начала испаряться. Медленно, такая масса воды. И вот, когда голубь принес веточку, Ной открыл ковчег. Увидел землю и сказал: «Асса!» Так и мы, когда говорили друг другу это слово, это значило: мы живы, давай, выше нос и всякое такое! Теперь нашим паролем стало «Да здравствует сердце!». Действительно, пусть все сердца будут здоровы, пожалуйста.

Через несколько дней Некоторый Человек вернулся. Мама поправилась, но с ней нужно постоянно сидеть. На семейном совете, в котором участвовали все родственники, все дядья, было решено, что Некоторый Человек поедет домой и с папой они будут меняться: то один посидит, то другой. НЧ забрал из нашей школы для одаренных детей несовершеннолетнего возраста документы, взял свои вещи и уехал в свой резко континентальный климат, а я осталась здесь, в умеренном.

— Да здравствует сердце, — сказал он мне на прощание и прижал к себе.

Я не плакала. Я знала, что скоро точно так же соберу свои вещи и поеду к нему, в его суровый климат. Иначе мое стеклянное сердце не выдержит и рухнет в пятки. Может быть, останется целым, но точно даст трещину. Или это будет душа, неважно, все равно рухнет и тоже потрескается. Осталось только рассказать об этом маме. Если ей не понравится эта затея, я скажу:

— Да здравствует сердце!

И она все поймет.