Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда молчаливого Саматоху уводили, он уже не старался тушить бриллиантовый взгляд своих глаз. Они так сияли, что больно было смотреть.
Патлецов аккуратно запер дверь и, почесав спину, пошел спать.
АРГОНАВТЫ
I
В то время я стоял во главе одного сатирического журнала и по обязанности редактора мне приходилось ежедневно просматривать уйму рукописей, присылаемых со всех концов.
Произведения, которые присылались авторами с прямой и бесхитростной целью увидеть свое имя в печати, были в большинстве случаев удивительными образчиками российской безграмотности, небрежности и наивности. Мотивы присылки рукописей были по большей части одни и те же, и излагались они всегда в начале препроводительного письма:
— «Говорят — попытка не пытка… Поэтому посылаю, в надежде, что»… и т. д.
— «Не имея средств к существованию, решил выступить на поприще литературы и поэтому посылаю»… и т. д.
— «Не Боги горшки обжигают, а поэтому прилагаемые стихи прошу напечатать»…
— «Будучи обременен многочисленным семейством, хотя и дьякон, хотел бы подработать на стороне, стишками или чем»…
— «Ввиду того, что все знакомые находят мои произведения недурными и даже великолепными, я посылаю их вам для печати. Гонорар — на ваше усмотрение»…
— «Очень бы хотелось видеть себя в печати. Поэтому посылаю стишки и, если поместите, со своей стороны обещаю способствовать художественному и литературному успеху издания».
А стихи были такие:
Скоро спомнил я зимнее время,
Как гулял с тобой по горам,
Кругом снег, пелену расстилая,
Не давал нам гулять по горам.
Так что автор, даже при самом сильном, искреннем желании «способствовать литературному успеху издания», не мог этого сделать…
Однажды среди всего этого потока вздорных рассказов, безграмотных стихов и нелепых претензий мое внимание остановило письмо из каких — то Степанцов, сопровождавшее стихи. И то и другое было так удивительно, что я расхохотался, позвал сотрудников, секретаря и прочел послание из Степанцов еще раз.
Вот какое оно было:
«Мы — я и брат — пишем вам об этом. Наша цель не столь строиться к славе своих ранних творений, сколько в получении авторитетных анализов наших с братом недо— сугов, что открыло бы нам альтернативы сокровищ в литературных подвигах грядущих сочинений. Мы с братом встречаем в наших юных корпусах моментов много невыносимых — даже до боли приведших дефектов, что много повредило нам в плавном сообразовании со всей литературной корпорацией. Мы запоздали. Но ничего! Нам еще нельзя упускать листву на безнадежное высушение и неозеленение. К сожалению, нравоучительной использованности в Степанцах нам не найти. Так что посылаем с братом свои произведения, и ежели ваш уважаемый журнал отнесется к нам инертно и напечатает — то посвятим свою жизнь великой литературе поэтических сообразований… Ответьте в «почтовом ящике» под фирмой «Абраму и Бенциону Самуйловым из м. Степанцов».
При письме прилагались стихи обоих братьев, причем Абрам, обладавший, очевидно, пылким сангвиническим темпераментом, писал так:
СТИХИ
Тебя безумною любовью любя,
Готов отважиться на подвиг я опасный,
Но если ты обманываешь меня,
То знай, что мститель я ужасный!
Как ягуар, я кровожаден, зол,
Тебя я буду мучить пыткою смертельной,
Потом, вонзив в сердце тебе топор —
Расчет покончу с жизнью твоей изменной!!
Меланхолик Бенцион был прямой противоположностью своему порывистому брату… Тона у него были элегические, нежные, и даже стихи так и назывались: «Элегия».
Ты пела в сладостном томленьи:
«Милый мой, люблю тебя!»
Внимали сим речам в сомненья И звезды, лес, шептавшийся с природой..
* * *
Теперь же все прошло… на век… Нет больше этих чудных снов, И так исчезнет всякий человек Бесследно также, как все это.
Письма и стихи очень потешили секретаря и сотрудников. — Какой же вы ответ дадите этим чудакам? — спросил секретарь.
— Увидите, — рассмеялся я.
На другой день я ответил в «почтовом ящике» в ряду других юмористических шутливых ответов неудачникам пера и карандаша — и братьям Абраму и Бенциону Самуйловым из м. Степанцов:
— «Братья писатели! Приводим ваши стихи, представляя их на суд публики… Очень талантливо! Я думаю, все согласятся с нами, что самое лучшее для вас — это забросить ваши степанцовские дела и приехать в Петербург, чтобы такие гениальные дарования развивались и совершенствовались в благоприятных условиях. Довольно ли вам по 500 рублей в месяц заработку?»
В ближайшем номере журнала «почтовый ящик» был напечатан, и журнал разлетелся по всей необъятной России, вплоть до безвестного м. Степанцов.
II
Однажды, когда я, сидя у себя, просматривал последнюю корректуру, мне сообщили:
— Вас на лестнице спрашивают каких — то двое.
Я вышел.
На площадке лестницы действительно стояли два худых грустных господина, обремененных чемоданом, парой подушек и какими — то коробками и сверточками.
— Что т — такое? — отшатнулся я в удивлении. — В чем дело? Вы, вероятно, не ко мне?
— Ну, если вы редактор, так к вам, а если вы не редактор — так не к вам, — сказал, дружелюбно улыбнувшись, старший человек.
— Мы прямо к нему, так сказать, к редактору, — подтвердил господин помоложе.
— Кто вы такие?
— Конечно, он нас не узнал, — обернулся один к другому.
— Конечно, раз они нас никогда не видели. Хе — хе! Мы братья. Братья Самуйловы. Он Абрам, а уж я — так Бенцион.
— Что же вам от меня угодно?
— Смотрите! — сказал Бенцион. — Этот человек так занят, что даже все забыл. Мы же из Степанцов, которые стихи вам присылали, а вы еще написали — приезжайте — можно склеить гениальное дельце.
Бенцион толкнул Абрама в бок, и тот одобрительно, полный радужных перспектив, захохотал.
Я похолодел.
— И вы потому, что прочли мой ответ в почтовом ящике, — потому и приехали?!
— Ну конечно, — кивнул курчавой головой Абрам. — Зря на что мы бы не поехали… А так — отчего же!
— Сделайте милость! — подтвердил Бенцион.
Я стоял бледный, растерянный.
— Где же вы… остановились?
— А нигде. Прямо, как с вокзала, то — к вам. Стихов привезли — кучу! Три недели писали.
— Ну хорошо… заходите через… четыре дня. Я подумаю.
Братья схватили свой чемодан, подушки, взялись за руки и послушно повернули к дверям.
— Постойте, — остановил я их. — А деньги — то у вас пока есть?
— Абрам, — с любопытством обратился Бенцион к брату, — а деньги у нас пока есть?
Тот полез в карман.
— Есть. Рупь с мелочью. Билеты стоят, извините, до черта