— Продолжаем искать Ангела? — тихо спрашивает Дилан.

Я киваю:

— Мы ВСЕГДА продолжаем искать Ангела.

Мы обыскали все, все углы и закоулки, и в каждой следующей комнате сердце у меня падает все больше и больше. Лаборатории полны окровавленных операционных столов, шкафов с устрашающими инструментами, склянок, от которых у меня внутри все переворачивается, — все это можно представить себе только в самом страшном кошмаре, и все это навеки отпечатается у всех нас в мозгу. Одного только Игги миновала такая незавидная участь.

Надж взяла меня за руку и крепко ее сжимает. Мы обе как завороженные смотрим на огромную банку с заспиртованным «опытным образцом». Боже мой!

— Господи! Какое ужасное злодейство… — шепчу я, чувствуя, что у меня вот-вот разорвется сердце.

В этом ужасном месте Ангела держали взаперти уже целых три месяца… с тех пор как в Париже похитили. Я никому ничего не сказала, но душу мне заволокло черным туманом. Как она могла все это вынести? Даже если она здесь выжила, как она когда-нибудь оправиться сможет? Я имею в виду не телом, а душой. Мы и так перенесли больше, чем кто бы то ни было в состоянии вынести. Что, если она уже перешла ту грань, из-за которой не возвращаются?

Наконец после очередного кошмарного зрелища я не выдерживаю и, привалившись к стене, принимаюсь тереть глаза, слезящиеся от висящего в воздухе дыма и химических паров. В пересохшем горле застрял крик ужаса.

— Ее здесь нет, — безнадежно говорит Газзи, сев на сломанную балку. — А если она здесь, от нее остался только пепел. — В голосе его звенят слезы.

— Надо начать все сначала, с самого первого блока. — Дилан положил Газзи руку на плечо. Он выглядит усталым, но держится и не сдается.

— Нет, — возражает Клык. — Я считаю, что надо подняться в воздух и посмотреть сверху, нет ли каких следов. Может, поймем, куда двинулись те, кто отсюда спасся. Может, Ангел с ними.

— Думаешь, кто-нибудь смог отсюда вырваться? — На Надж нет лица.

Клык кивает:

— Всегда кто-нибудь да спасается.

Все бесполезно. Моя девочка бесследно исчезла.

Макс, нельзя сдаваться!

Никогда прежде мой Голос не звучал так слабо, как будто из невозможного далека, будто с Луны. Будто он мне только чудится.

И тут в пыли и пепле на полу что-то блеснуло. Разгребаю обгорелые балки. Это люк, размером два на два фута. Запертый на замок снаружи.

— Надж, — тихонько позвала я.

Закрыв глаза, она несколько раз проводит по замку своими волшебно чувствительными пальцами. Не знаю, что происходит от ее прикосновения с металлом, но что-то происходит, это точно. Пальцы у нее дрожат от напряжения и от волнения, а мы все столпились над ней в надежде. Это последнее место, куда мы еще не заглядывали.

Замок у нее в руке щелкнул, и мы рванули крышку люка.

Вниз в темноту ведет узкая железная лестница.

Спускаюсь первой. Каждый нерв, как струна, натянут.

Через пару секунд, когда глаза привыкают к темноте, вижу, что мы очутились в крошечной каморке.

Она пуста.

Чувствую страшную боль в груди. Сердце вот-вот разорвется от горя. Ангела здесь искать бесполезно. Она или мертва, или ее отправили в новую секретную лабораторию. Теперь-то я точно знаю, ей больше не пережить этих пыток, не дождаться, пока мы ее снова разыщем.

До сих пор сдерживаемые слезы потоком хлынули у меня по щекам. Я задыхаюсь. Я умру, если немедленно не улечу отсюда навсегда. Пусть кто хочет решает мировые проблемы. Я больше сделать ничего не в силах.

Поворачиваюсь подняться назад, и взгляд мой падает на дверь под лестницей. Рванувшись, в один прыжок оказываюсь рядом и дергаю на себя ручку.

В дальнем углу к столу привязана грязная куча перьев.

— Ангел? — шепчу я и сама не верю, что это она. Здесь вполне могут быть еще какие-то крылатые мутанты.

Еще пара шагов — и я падаю на пол рядом со знакомой фигуркой. Где угодно, как бы ни были они изуродованы, я узнаю это личико, эти волосы.

Поверьте мне, невозможно описать, что происходит, когда в одно мгновение отчаяние утраты сменяется надеждой, когда начинаешь верить, что пережитые ужасы были только бредовым кошмаром.

— Ангел! — кричу я во все горло и, рыдая, отодвигаю с грязного личика ее спутанные кудряшки. Клык мгновенно принимается расстегивать ремни у нее на запястьях и щиколотках. — Ангел! Мы здесь! Мы пришли за тобой. Ангел, проснись!

Я нежно прижимаю к себе ее безжизненно запрокинутую голову.

Ангел не откликается. Как только Клык отстегнул ее от стола, беру ее на руки. Ее тело совершенно невесомое, точно сделанное из пенопласта, точно она с самого Парижа ни крошки в рот не брала. А на обеих руках бесчисленные следы уколов.

Захлестнувшей меня минуту назад волны счастья как не бывало.

— Ангел, пожалуйста, Ангел, я тебя умоляю, очнись, — упрашиваю я ее. — Мы все с тобой, Макс, Клык, Игги, Надж, Газзи, Дилан… Мы все здесь. Мы все теперь вместе. Пожалуйста, мое солнышко, проснись. — Я всхлипываю на каждом слове.

Вдруг… или мне это только показалось? Похоже, ее слабенькое тело слегка шевельнулось?

Веки дрогнули, а с губ слетает слабый стон.

— Она жива! — Газзи изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать от радости.

Жива! Жива! Ликует во мне каждая клеточка. Ангел жива и будет жива, пока я существую на этой планете. Что бы ни случилось, я никогда ни за что с ней не расстанусь. Ничто на свете не сможет нас разлучить.

Мои мысли кружатся в пьяной круговерти: радость — шок — восторг — горестное недоумение.

Вот она, моя девочка. Моя Ангел снова со мной…

Стая теснится вокруг нас, ребята тянут руки дотронуться до нее, обнять. Им тоже необходимо поверить в то, что лихорадочно пытается осознать и мой мозг. Но я закрываю ее своим телом. Мне от нее не оторваться.

— Надо срочно вытащить ее отсюда. — Дилан осторожно протискивается поближе ко мне, чтобы помочь отнести ее наверх. Ловлю на себе раздраженный взгляд Клыка. Плевать мне сейчас на все их разборки. Меня только одно волнует, что Ангел со мной, что она в безопасности.

Несу ее вверх по лестнице к свету, прочь из этой тюряги. Ей отсюда было бы ни за что самой не выбраться. Кто-то запер ее в подземелье. Кто-то оставил ее здесь умирать.

— Макс… — Шелест ее голоса едва отличим от дыхания.

— Да, моя ласточка. — Стараюсь, чтоб слезы не капали ей на лицо. — Я здесь, я с тобой. Мы сейчас вытащим тебя отсюда, залатаем, подлечим. Не бойся, ты у нас будешь как новенькая.