— Да ладно, — устало отмахнулся Мэтью, шагая рядом с дородным пожилым джентльменом. — Мне только хотелось, чтобы их заслуги оценили по достоинству. Это очень важно для Эт… для вдовы профессора Колла и для семьи Джосайи Андерсона — знать, что их близкие умерли не напрасно.

— Когда новости дойдут до президента Кливленда — а они обязательно дойдут, — я уверен, что он воздаст должное Коллу и Андерсону.

— Надеюсь. — Мэтью покачал головой. — Интересное получилось мое последнее задание: по завершении двое получат медали посмертно.

— Мэтью, я надеюсь, что вы передумаете, — сказал маршал Браун, открывая дверь своего кабинета. — Я уже признал, что совершил ошибку, пригрозив отправить вас на пенсию по старости. Но согласитесь, что вы меня вынудили. Это дело Шеффер…

Кивнув клерку, сидевшему в приемной, Мэтью проследовал за маршалом Брауном в его официально обставленный кабинет.

— Милли Шеффер, более чем кто-либо другой, имела право на защиту от вымогателей, — сказал Мэтью, подходя к столу.

— Конечно, — согласился маршал Браун. — Но этим должны были заниматься не федеральные агенты, а местные власти.

— Местные власти, как же! Вам не понравилось, что я помогал Милли, потому что ваш родственник хаживал к ней потихоньку от жены.

Маршал Браун, красный как рак, подошел к письменному столу.

— Ладно, Мэтью, у нас были разногласия в прошлом, но вы все равно мой лучший работник. В сущности, вы незаменимы. Я очень хотел бы, чтобы вы остались. Обещаю, теперь все будет иначе. Я постараюсь считаться с вашим мнением.

— Ну, это, конечно, хорошо, Гарри, да только…

— И, разумеется, мы существенно повысим вам заработную плату.

— О, Гарри, это не имеет…

— И дополнительный отпуск каждый год. Оплаченный. Количество дней — по вашему усмотрению.

— Очень соблазнительно, однако я не думаю…

— Можете сами выбирать задания, я не буду возражать. И даже если вы моего собственного сына застанете в публичном доме, я не буду вмешиваться.

— Простите, Гарри, но дело в том, что…

— Господи, чего же вы хотите? — воскликнул маршал Браун, потеряв терпение. — Говорите, я все сделаю.

— Боюсь, вы не сможете дать то, чего я хочу.

— Не понимаю я вас, Мэтью. В жизни не видывал человека, который так любил бы свою работу! А теперь вы с легкостью ее бросаете?

— Мне нелегко, — тихо сказал Мэтью. — Я всегда стремился служить закону. А что может быть почетнее должности маршала Соединенных Штатов? Я никогда не думал, что уйду на пенсию по собственному желанию, но у меня есть причины… я не могу жить без… — Он судорожно вздохнул. — Даже по ночам не сплю, все думаю о ней. Поэтому я должен сделать все, чтобы добиться ее.

— Понятно, — пробормотал маршал Браун. — Признаюсь, я никогда не думал, что вы полюбите, Мэтью. Но я рад. Искренне рад. И желаю вам счастья.

Мэтью кивнул, от смущения уставившись на гладкую поверхность письменного стола.

— Что ж, значит, обсуждать больше нечего, — сказал маршал Браун, заметно повеселев. — С бумагами покончено еще вчера. Когда начнется процесс над Чемберсом, вас вызовут для дачи свидетельских показаний.

— Разумеется.

— Как только его возьмут под стражу, я пошлю вам телеграмму. Ордер на арест выпишут сразу, как только джентльмены, которых мы оставили в зале для заседаний, разберутся с дневником профессора Колла.

— Я буду вам весьма признателен, Гарри. Вы знаете, как со мной связаться.

— Конечно. Ваш брат и его жена много лет честно выполняют работу почтальонов. Думаю, они и в будущем будут получать массу телеграмм. Ведь ваши знакомые, попав в беду, непременно обратятся именно в это агентство.

— Спасибо, Гарри.

— Не за что. Это самое меньшее, чем государство может отблагодарить вас за долгую службу. Вернувшись домой, вы, конечно, займетесь своим ранчо?

Впервые за несколько дней Мэтью рассмеялся от всего сердца.

— Нет, пусть лучше меня застрелят! Я попробую стать шерифом. Броудмен в Санта-Инес уже несколько лет мечтает уйти на пенсию. Так что… — Он многозначительно улыбнулся.

— Мэтью, — маршал Браун был потрясен, — неужели вы говорите всерьез?

— Я знаю, знаю, все мы потешаемся над местными властями. Но не так уж они и плохи. Некоторые из них — отличные парни. Кстати, Гарри, кто бы говорил! Вы даже пистолет зарядить как следует не умеете.

— Я занимаюсь бумагами, сэр, — заявил маршал Браун, пощелкав языком. — И один только Бог знает, сколько докладных я настрочил по вашей милости. В основном мне приходилось объясняться по поводу ваших диких выходок и защищать вас от тюрьмы, куда вы могли попасть — и не один раз! — за оскорбление властей.

Мэтью напустил на себя виноватый вид:

— Да, такое бывало.

— Вот именно, — съязвил маршал Браун. — Из-за вас седых волос у меня больше, чем из-за собственных детей. Не будь вы моим самым энергичным заместителем, я бы избавился от вас еще много лет назад.

— Энергичным? — Мэтью понравилось это слово. — Надеюсь, вы напишете об этом, когда я подам рапорт об уходе?

— Напишу. — Маршал Браун усмехнулся. — А вы не забудьте сообщить миссис Колл о судьбе ее отца.

— Да не беспокойтесь, не забуду.

— Спасибо. Итак, вы готовы?

Мэтью поразило, что за все годы службы он ни разу даже не попытался представить себе эту минуту, потому что не верил, что доживет до увольнения или пенсии.

Мэтью хорошо помнил тот день, когда давал клятву служить закону в Сан-Франциско. У него, задиристого юнца, самонадеянности (или безрассудства?) было намного больше, чем мозгов, поэтому слова, которые он послушно повторял, вылетели из головы ровно через три минуты. Ему вручили револьвер, федеральные чеки и значок. За последние двадцать лет Мэтью бессчетное количество раз менял револьверы и получал чеки, но значок оставался при нем всегда. Тот самый. Каждый день он первым делом проверял, на месте ли значок и револьвер. И трудно сказать, какая из двух вещей была для него важнее.

Заместитель маршала Соединенных Штатов.

Словам Мэтью верили не все, а вот со значком не поспоришь.

— Теперь уж он не тот, — сказал Мэтью придушенным голосом, отстегивая значок. — Потускнел, а когда-то в него можно было смотреть, как в зеркало.

— Все равно он красивый.

— Сейчас, еще секундочку. — Мэтью пытался отстегнуть значок. — Пальцы сегодня что-то не слушаются.

Маршал Браун ничего не ответил. Отстегнув наконец значок, Мэтью закрыл глаза и стиснул его в руке.

Твердый. Господи, какой же он твердый! В горле вдруг защипало, на глаза навернулись слезы. Позор! Мэтью боялся, что не выдержит и сделает из себя посмешище. Чтобы разжать пальцы, ему пришлось изо всех сил напрячь мускулы и скрипнуть зубами.