Он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть в его глаза. Не разрывая зрительного контакта, медленно снимает футболку. Его тело — живое и проявленное воплощение силы, режима и регулярной дисциплины. Тело человека, обожающего все держать под контролем. Который не может жить иначе.

— Я дам тебе такую возможность. Здесь нет охраны, Тея. Никого нет, кроме тебя и меня, — Леон заставляет меня обхватить один из осколков, предварительно взяв его с лабораторного стола, и прикладывает острый край стекла к своей обнаженной груди. Его рука сжимает мою, а моя вот-вот начнет кровоточить, если он надавит сильнее.

— Убей меня, — направляя оружие прямо в область своего сердца, тихо шепчет Леон, касаясь моих губ своими.

Ноги становятся ватными. Я теряю способность дышать. В висках пульсирует ток крови, мелкая дрожь тарабанит меня изнутри.

— Убей меня, — его губы, едва касаясь, теперь целуют вену на моей шее. Уверена, даже сейчас он абсолютно все держит под контролем. Для него этот бег по лезвию — эмоциональный театр. — Я — чудовище, и ты это знаешь. Убить меня — даже не грех, детка. Ты чувствуешь это, правда?

— Что?

— Власть. Когда в твоих руках чья-то жизнь…это непередаваемые ощущения. В моих руках жизни миллиардов людей. Я влияю на них каждый день. Своими поступками, действиями и даже мыслями. Но сейчас только ты влияешь на меня.

Я не понимаю, зачем он все это говорит. Его слова пьянят и будоражат, Леон словно гипнотизирует меня и выбивает на подкорке моего подсознания масштабы своей личности.

Чувствую себя маленькой рядом с ним.

— Ты сумасшедший, — сильнее сжимаю осколок между нашими телами, надавливая на его грудь. Кровь мгновенно начинает сочиться через пока еще не глубокую рану. Его мышцы лица напряжены, он сдерживает эмоции, а может — действительно не чувствует боли.

— Давай, — Леон прижимается ко мне бедрами, углубляя давление острого предмета. — Порежь меня, Тея. Высеки свое имя на моей груди. Отомсти за все, что я с тобой делаю и сделаю. Потому что дальше…дальше будет только хуже. Такое зло, как я, нужно уничтожать в зачатке. Не жалея, не думая. Я никого не подпускаю так близко кроме тебя. И твой заказчик прекрасно об этом знал. Только ты можешь убить меня. Во всем мире. Только ты.

— Ты знаешь, что я не сделаю этого, поэтому так говоришь, — протестую дрожащим голосом протестую.

— А если скажу, что это твой единственный шанс спастись? Потому что я принесу тебе только страдания. Убей меня, я заслуживаю этого, — мне начинает казаться, что крови становится слишком много. Нереально много. Или это страх управляет мной и создает такую иллюзию.

— Я правда это сделаю, если ты так просишь, — рычу я, и от злости сдавливаю осколок. Мне так больно, что кружится голова.

— Себя не рань. Меня, только меня.

— Я не могу. Не могу, — у меня трясутся руки, роняю осколок на пол, теряя силы.

Моя ладонь в крови, и я знаю, что на руке останутся шрамы. И на его груди останется скорее всего еще один шрам. Еще один…? Только сейчас понимаю, что прошлась осколком по огромному шраму на груди Леона. Очевидно, он пытался его скрыть, зашлифовать, но не стал набивать поверх него тату. Такие шрамы остаются после сложных операций на сердце. Я даже не знаю, откуда знаю это, откуда в этом так уверена.

Быть может, потому что он действительно мой муж и уже рассказывал об этом? Я стараюсь вспомнить, но картинки разбиваются внутри головы и расползаются калейдоскопом несовместимых пазлов.

— Зачем ты делаешь это? — тихо спрашиваю я, едва управляя собственным голосом. — И откуда шрам на твоей груди? У тебя проблемы с сердцем?

Мои последние вопросы Леон просто игнорирует.

— Просто проверяю тебя, Тея. Значит, приказа убить меня сейчас, у тебя точно нет, — он берет меня за хвост, медленно оттягивая мою голову назад. Задерживает взгляд на моих глазах, заглядывает глубоко, будто в нутро, в душу.

Заставляя меня пожалеть о том, что я не сделала то, о чем он меня попросил. Возможно, это был мой единственный шанс сохранить себя.

Глава 11

Леон

— Надо было тебя убить! — Ее глаза транслируют неподдельный липкий страх и сожаление.

Неужели она всерьез верит, что я дал бы ей убить себя? Какая непростительная наивность, хотя в ее годы — это допустимый мелкий недочет, который с годами довольно быстро исправляется. Мы все учимся на ошибках, но кто-то совершает их слишком много и умирает прежде, чем обретёт ценный опыт. Алатея явно из числа последних.

Неважно, на самом деле она хотела сбежать или намеренно искала лабораторию. У меня есть более действенный способ узнать правду, чем ее бесконечные оправдания и отговорки. И больше нет никакого смысла продолжать наши затянувшиеся игры. Все закончилось бы еще раньше, но по веской причине я был вынужден задействовать альтернативные методы. Теперь причина нейтрализована, и нас ждет максимально прозрачный диалог.

— Попытаться определённо стоило, — с усмешкой соглашаюсь я. — Не стоит жалеть об упущенных шансах. Лучше займись генерацией очередного бредового плана.

Резко выпустив ее косу, я отступаю на шаг назад, предусмотрительно откинув осколок подальше от предприимчивой прыткой малышки.

— Ты и правда чудовище, — обречённо шепчет она, рефлекторно зажимая рану на ладони и болезненно морщась. Ну надо же какое откровение!

— Лучше не трогай. Занесешь инфекцию, — советую я, глядя на капающую кровь.

Не шелохнувшись, она упрямо поджимает губы.

— Да, что б тебя, — раздражённо рявкнув, отдираю здоровую руку Теи от пореза и тащу ее к раковине.

Включив воду, насильно пихаю кровоточащую ладошку под струю. Алатея шипит и сдавленно стонет, пока я промываю рану, а затем щедро поливаю антисептиком. Порез не глубокий, но кровь не останавливается. Виной тому повышенное давление из-за стресса и выброса адреналина.

— У тебя нездоровая тяга к самовредительству, — отчитываю близкую к обмороку бунтарку, с тревогой всматриваясь в бледное лицо. — Я же сказал — себя не ранить. Ты мазохистка, Тея?

— А ты садист, — с ее губ срывается истеричный смех.

— Значит, мы идеально дополняем друг друга, — парирую я, обрабатывая рану заживляющей мазью и следом накладывая стерильную повязку. Хорошо, что в опытном блоке у Артемьева все под рукой.

— Почему ты так неоправданно жесток со мной? — с отчаяньем выдыхает Тея.

Вскидываю голову, вопросительно глядя в несчастные голубые глаза.

— Я похож на того, кому нужны оправдания? — удерживая ее руку в своей, сухо интересуюсь я. В горле предательски першит и неприятно царапает за грудиной, хотя должно снаружи…

— Дай я… — взяв смоченный в антисептике ватный диск она неуверенно проводит им