бедняжка Агата, - небрежно ответил Кендал и закурил свою сигарету. - Но скажи мне, Горацио. Что я могу для вас сделать?”

Горацио нервно огляделся. Музей был пуст, если не считать герцога и одного-двух египетских охранников, но Горацио показалось, что статуэтки из зеленой глазури в стеклянных витринах внимательно наблюдают за ним.

- Сделайте это для меня, Ваша Светлость?”

- Да, Горацио, - ответил герцог. “Мне бы очень хотелось, чтобы ты был у меня в долгу, чтобы в следующий раз, когда у тебя появится что-то очень красивое и очень редкое, ты первым делом подумал обо мне.”

Герцог отошел от него к витрине с бронзовыми амулетами и наклонился, чтобы рассмотреть их. Горацио поспешил за ним следом.

“У меня есть дом здесь, в Каире, вы знаете,” герцог продолжил. “Очень хорошо охраняемый дом и отличная система безопасности. Я поручил мистеру Уильяму Пинкертону самому сделать все необходимые приготовления. Если бы, Горацио, во время вашего недавнего путешествия вверх по Нилу вы приобрели что-то такое, что не хотели бы брать с собой или доверить этому довольно причудливому сейфу у Шепарда, возможно, я смог бы вам помочь.”

Горацио побелел, что вместе с его румяным цветом лица придавало ему бледно-розовый оттенок.

“Откуда вы знаете, Ваша Светлость?”

“Простая догадка” - ответил герцог, переходя от футляра с амулетами к одному из бронзовых наконечников копий, стоявшему чуть ближе к двери. Горацио последовал за ним, и его розовое лицо выражало надежду, как у ребенка перед Рождеством.

“Ваши распоряжения были сделаны самим Пинкертоном? Из детективного агентства Пинкертона? Я, конечно, знаю их репутацию. Он задумчиво пожевал верхнюю губу, а затем заговорил с неожиданной решимостью: “У меня есть кое-что, - сказал он, - кое-что особенное от одного знакомого торговца, который работает на территории махдистов, и это действительно сокровище. Я не могу продать его вам. Это уже обещано сделать . . . к другому джентльмену, и я жду, когда его агент прибудет в Каир, чтобы забрать его. Но если бы вы могли сохранить его для меня, клянусь честью, что следующий предмет такой красоты, который я найду, я доставлю вам.”

Герцог первым вышел из вестибюля на медовый солнечный свет. - Значит, договорились.”

- Ваша светлость, я приношу свои извинения, но такова уж ценность этого предмета, что мне придется самому посмотреть, как все устроено, - нервно добавил Горацио.

Кендал слегка поклонился. - Естественно, Горацио. Пойдемте, мой экипаж ждет вас снаружи. Позвольте мне угостить вас обедом, и я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать.”

•••

Горацио полностью ознакомился с домом герцога в Каире и подробностями мер безопасности, прежде чем они сели обедать. С каждой произнесенной герцогом фразой, с каждой тщательно проработанной деталью, которую он показывал Горацио, великану становилось все легче. Сады были обнесены стеной, а верх стены выложен вмурованными осколками стекла. Стражники патрулировали территорию как днем, так и ночью, и человек всегда был на страже, сидя прямо перед кабинетом герцога. Сам кабинет на первый взгляд мог показаться уязвимым, учитывая его стеклянную стену, выходящую в сад, но отдельные окна были слишком малы, чтобы через них мог пролезть кто-то крупнее мыши, и окна были разделены крашеным железом. После того как они позавтракали лососем и свежим картофелем, Герцог провел Горацио в кабинет и пригласил сесть. Герцог подошел к письменному столу и нащупал под краем одной из книжных полок в том углу комнаты тоненькие пальчики, протянувшиеся мимо изящного издания "Упадка и падения" Гиббона. Все книги были переплетены в зеленую кожу и украшены на корешке гербом герцога.

Горацио услышал тихий щелчок, и часть книжной полки, примерно пять квадратных футов, мягко качнулась наружу. Герцог открыл ее полностью, чтобы показать черный железный сейф с замком-тумблером.

“Это модель фирмы "селедка и компания", - сказал он. - Огнеупорные, естественно.- Он погладил ее так, словно это была хорошо воспитанная охотничья собака.

Горацио прочистил горло. “Как же, ваша светлость ...? Могу ли я спросить, почему вы установили такие меры во временном месте жительства? Я рад, что вы так поступили, хотя бы ради меня самого. Это должно быть самое безопасное место в Каире, и я не хочу быть грубым, но эти меры, должно быть, стоили больших денег.”и

Герцог кивнул: - Так и было. Я очень высоко ценю безопасность, Горацио. У меня много деловых интересов по всему миру, и некоторые документы я должен всегда иметь при себе. Организация их безопасности занимает много времени и стоит дорого, но это время и деньги хорошо потрачены. И если в результате я смогу оказать вам услугу, тем лучше. А теперь, может быть, вы воспользуетесь мной?”

Горацио неловко сунул руку в нагрудный карман, достал оттуда сверток хлопчатобумажной ткани размером с кулак и положил его на стол. Герцог следил за его движениями, как кошка за птицей, невинно прыгающей по лужайке перед домом.

“Я должен повторить, Ваша Светлость, что не могу продать это вам. Не любой ценой, но учитывая вашу доброту в этом вопросе и зная, что вы ценитель древнего и прекрасного, я чувствую себя вправе показать вам его.”

Говоря это, Горацио разворачивал мягкую белую обертку. Наконец он отодвинул последнюю вуаль в сторону. Это было вырезанное из слоновой кости лицо мужчины. Герцог не издал ни звука, но его внимание, казалось, сосредоточилось и усилилось. Горацио повернул резьбу к себе и положил ее на подстилку из оберток поверх кожаной инкрустации стола.

“Вы можете осмотреть его, Хотя я прошу вас быть осторожнее.”

Герцог отошел от сейфа и сел за письменный стол, подперев подбородок руками и глядя на резьбу, слегка приоткрыв рот. Он был примерно восьми дюймов в высоту и шести в поперечнике, и тонкий, как будто выполненный в виде миниатюрной маски. Это было лицо человека зрелых лет, и скульптор отметил тонкие линии вокруг его глаз и рта, но лицо с его тугими кудрями, высокими скулами и длинным орлиным носом было красивым. Такова была деталь резьбы, что она производила почти впечатление фотографии.

Она слегка повредила верхний правый край, но в остальном казалась совершенной и неповрежденной. Следы краски все еще были видны на тонкой поверхности, намек на темноту на волосах и красноватый оттенок на щеках. Герцог поднял его и поднес к свету, держа обеими руками, как епископ держит чашу для причастия.