…От всех этих бредовых фантазий меня оторвал, вырвав из полудремы, телефонный звонок. На табло отобразился номер моего наставника. Что ему нужно в такое время?..

— Доброй ночи, герр Рихтер.

— Дил, ты еще не спишь?..

— Уже нет. — Я улыбнулся.

— Извини, что разбудил. Ты ведь, кажется, всегда хотел побывать в Китае?

— Да, — я сделал короткую паузу. Вопрос меня насторожил. — А что такое?

— Ты летишь туда завтра. Утром за тобой заедут.

— Что случилось?

— Ничего, — усталый вздох. — Ничего нового. Просто тебе нужно… исчезнуть на какое-то время. Тогда, возможно, все утрясется… По крайней мере, я на это надеюсь.

— Что утрясется?! Я вас не понимаю.

— Я не могу объяснить всего прямо сейчас. Вернешься из Китая — поговорим. Не спорь, пожалуйста. Сделай то, что я прошу.

Я долго молчал, прежде чем ответить. Мне не нравились те условия, в которые меня пытался поставить герр Рихтер. И все же… и все же я понимал, что у него могли быть причины так поступать. Он умный человек и знает меня. Знает, как я реагирую на те или иные вещи. Связь, сформировавшаяся между нами за прошедшие годы, очень хрупка и ее легко разрушить. Достаточно лишь раз предать мое доверие. Рихтер — не Бьянка, в нем нет той странной силы, которая есть в ней и которая заставляет стихать бушующую во мне жажду разрушения; силы, которая согревает мою холодную душу, приближая ее, насколько это вообще возможно, к человеческому миру, с его любовью и состраданием. Герр Рихтер, скорее, сроден Марте, хотя многократно умнее ее и хитрее: он хорошо чувствует флажки и знает, где категорически нельзя за них заступать. Между нами существует своего рода договор, и если он будет нарушен, я просто перестану отличать этого человека от всех остальных людей.

— Хорошо, — вздохнув, сказал я. — Китай так Китай. Пойду собирать вещи.

Самолет совершил посадку в нанкинском аэропорту. Все мои вещи уместились в небольшой рюкзак; у моего спутника, Линь Хуна, вещей было и того меньше. Линь — Норрижский гражданин китайского происхождения, агент ВЕСБ, приставленный ко мне Рихтером в качестве спутника и переводчика. Хотя я и надеялся, что, оказавшись в Китае, вспомню свою прошлую жизнь в нем настолько хорошо, что вновь смогу говорить на том языке, которым когда-то отдавал приказания огромной армии, растянувшейся от горизонта до горизонта, все же нельзя было рассчитывать, что даже и в этом случае я окажусь понят людьми, живущими на этой земле в нынешнее время. Прошло несколько тысяч лет, язык неузнаваемо изменился также, как изменился с тех пор сам мир. Поэтому я не стал особенно рьяно возражать против общества Линя: я планировал насыщенную культурную программу, и помощь переводчика будет совсем не лишней.

Рихтер подобрал хорошего исполнителя и правильно подготовил его: Линь беспрекословно выполнял мои распоряжения, не лез с разговорами и не пытался влиять на мое поведение. В первый же день я приволок в номер гостиницы симпатичную китаяночку, которую подцепил тут же, на улице. Избавленная от культурных стереотипов и привитых в ходе воспитания императивов, она превратилась в великолепное похотливое животное, обществом которого я наслаждался почти всю ночь. Я не знал китайского, она — норрижского, но, тем не менее, мы прекрасно поладили. Линь повел себя паинькой и все это время провел в своей комнате, покинув ее лишь после того, как девушка ушла.

Некоторое время мы обсуждали маршрут поездки и то, каким транспортом лучше воспользоваться. Линь предлагал скоростные аэропоезда, но мне не было нужды куда-либо спешить, наоборот, хотелось иметь возможность в любой момент остановиться и провести неограниченное время на понравившемся месте: я надеялся, что найду здесь хоть что-нибудь знакомое, что запустит цепочку воспоминаний, связанных с этим местом. И вот, мы взяли напрокат машину и отправились в Хэфэй, оттуда в Сюйчан, и далее на север, приближаясь к Великой Стене.

Мы часто останавливались, но увы — все оставалось незнакомым. Сохранилось ли хоть что-то от той страны, в которой я когда-то жил? Не все ведь превращено в автострады, фабрики и гипермаркеты? Нужно было поискать там, где еще сохранилась дикая природа и вот, миновав Сюйдэ, мы свернули на проселочную дорогу и ехали, минуя одну деревушку за другой, так долго, как только могли, а когда дорога закончилась — оставили машину в одной из деревень и дальше пошли пешком.

Когда мы ночевали у гор Циляньшань, с вершины спустился белый тигр. Линь Хун не видел его, поскольку создание это было той же породы, что горгоны и смоки — оно было способно входить в человеческую реальность и покидать ее по своему желанию. Затем тигр стал человеком — низеньким, совершенно седым стариком в просторных белых одеждах, и Линь недоуменно уставился на него, задаваясь вопросом, откуда старик тут взялся. Линь спросил у него что-то на китайском, но цзинь проигнорировал вопрос — он смотрел только на меня.

— Давно здесь не было таких гостей, как вы, достопочтенный господин, — старик поклонился. Он говорил на тфонхо — наречье духов, на языке, который слышит душа, а не ухо. Я его понимал, а вот Линь — нет, хотя, вероятно, и он ощущал что-то: во всяком случае, он смотрел на старика слегка ошеломленным взглядом.

Я прищурился. Неужели мне все-таки удалось наткнуться на след своего прошлого?..

— Ты знаешь меня?!

— Нет, достопочтенный, — старик покачал головой. — Вижу вас впервые. Но невозможно было не ощутить дыхание вашей силы. Осмелюсь спросить — как зовут вашего божественного родителя?

Я несколько секунд молчал, разглядывая цзиня и стараясь не выказывать своего разочарования. Наконец, я сказал:

— Мои родители — обычные люди. Ты ошибся. Я не полубог. Я живу уже не в первый раз и эта сила всегда была со мной, сколько я себя помню.

Старик пожевал губами.

— Это весьма странно, — произнес он наконец. — Ибо ваша сила определенно имеет нечеловеческую природу.

— Я тоже так думаю. Иногда она кажется проклятьем, не дающим мне полностью стать человеком, научиться бояться и сострадать. Но гораздо чаще мне кажется, что проклятье — это сам факт того, что я живу в человеческом теле. Какой ты видишь мою силу? Что ты можешь сказать о ней?

— Когда вы вступили на мою гору, я словно услышал звуки боевых труб и ощутил желание сражаться. Владевшая мной дремота отступила, я почувствовал себя бодрым и молодым, мой ум прояснился. Низшие духи не ощутили перемен, хотя перемены затронули и их тоже, а те, которые ощутили, не смогли понять их причину, ибо ваша сила, достопочтенный, скрыта и действует подспудно. Маленькая мирная речка захотела стать грозным бурным потоком и стала течь быстрее и напористее. Ветра принялись гоняться друг за другом у самой вершины. Земля вздохнула и расправила плечи, желая при первом же удобном случае устроить землетрясение или внезапно открыть каверну.

— Выходит, мое присутствие зовет к войне?