— В каком смысле?

Мария запомнила Иисуса как юношу, говорившего всякие неожиданные вещи, например о ящерках. Может быть, теперь он держит их у себя дома?

— Понимаешь, после работы он как бы замыкается в себе. Матушка говорит, что Иисус слишком часто ищет уединения.

— Слишком часто? — переспросила Мария.

Вокруг них музыканты, раскачиваясь, глухо ударяли в барабаны и изо всех сил дудели в трубы.

— Так часто, что люди это замечают, — пояснила Лия. — Они судачат об этом. Ты знаешь, как падки до сплетен люди в маленьких городишках, а Назарет именно таков.

Марии неожиданно стало жаль Иисуса — бедняга дни напролет трудится в плотницкой мастерской, заменив отца, и при этом становится объектом сплетен и пересудов. А почему? Потому что не любит шумных компаний и любит уединение? Марии и самой порой хотелось побыть в одиночестве, но она понимала, что в маленьких городках, где люди селятся тесно и все друг у друга на виду, уединение — нечастая роскошь. Настоящее одиночество вообще может дать только пустыня. Может быть, потому святые люди и удаляются туда, подальше от суеты и любопытных глаз?

— А ты будешь жить здесь, в Магдале? — переменила тему разговора Лия, — Я знаю, что Иоиль разъезжает по рыбачьим городкам на озере, договаривается о поставках улова, порой выезжает даже в Птолемаиду. Ты будешь ездить с ним, да? Как здорово! Мне всегда хотелось увидеть Птолемаиду.

— Может быть, мне удастся туда выбраться, — неуверенно пробормотала Мария, по правде говоря не очень хорошо представлявшая свою новую жизнь.

— Загадки! Загадки!

Иезекииль поднял руки и призвал к вниманию. То была давняя, освященная временем свадебная традиция: жених должен загадывать гостям загадки и вручать награды за правильные ответы. Обычай восходил к Самсону и его свадебному пиру, на котором он загадал гостям загадку о льве и меде и был обижен, когда его невеста раскрыла секрет своим родственникам.

— Ах да. — Иоиль прервал разговор с гостем и не спеша вышел в центр комнаты. — Загадка.

Он постарался сделать вид, будто задумался, но Мария знала, что загадка придумана заранее: Иоиль ломал над ней голову несколько недель.

— Итак: я состою из воды и саранчи. Ко мне опасно приближаться, ибо я способен погубить, однако, несмотря на это, многие приближаются. Ну, кто скажет мне, о чем речь, тот получит новый плащ и в придачу горшок меду.

Гости озадаченно переглянулись. Сделано из воды и саранчи. Лепешка? Из сушеных насекомых, растирая их в муку и замешивая на воде, делали особые лепешки. Кто-то высказал такую догадку.

— Но они не опасны, мой друг, — покачал головой Иоиль, — Прости, но ты не отгадал.

— Засуха? — предположила какая-то женщина. — Засуха может вызвать появление саранчи и заключается в нехватке воды. — Традиции позволяли использовать в загадках такого рода уловки. — К тому же засуха опасна.

— Так-то оно так. но никто к ней не приближается. Напротив, приближается она, — возразил Иоиль.

— А как насчет нашествия саранчи? Стаи саранчи опасны и часто летят к большим водоемам — это связывает их с водой. Но мы приближаемся к ним, выжигаем перед ними полосы земли, чтобы лишить саранчу пищи.

Иоиль удивился, потому что сказанное соответствовало большинству условий загадки, хотя сам он имел в виду нечто иное.

— Нет, все-таки саранча, что ни говори, не состоит из воды, Но мне кажется, горшок меда ты за свою сообразительность заслужила.

Еще несколько человек высказали свои догадки, но наконец предположения иссякли, и все признали, что сдаются. Тогда Иоиль сказал:

— Я имел в виду тех святых отшельников, которые удаляются в пустыню и призывают людей очиститься ритуальным омовением. Говорят, они ходят в рубищах, пьют только воду и едят саранчу. Простых людей тянет к ним из любопытства, но они опасны, потому что внушают народу губительные идеи насчет бунтов и неповиновения. Некоторых из них казнят римляне, другие гибнут в пустыне сами, но стоит одному исчезнуть, его место занимает другой.

— Но эти люди не состоят из воды, — возразил один гость. — Это вводит в заблуждение.

— Пожалуй, что так, — признал Иоиль, — Но вода имеет к ним отношение — пьют они только ее, а не вино и проповедуют обычно возле реки и источников, а также используют воду для ритуальных омовений.

— А что, сейчас в пустыне тоже кто-то проповедует? — осведомился другой гость, — По-моему, в последнее время все было тихо.

— Это ненадолго, — отозвался еще один. — Они появляются, как цветы в пустыне после зимних дождей. Все обещают нам новый мир, если мы раскаемся.

— И избавимся от римлян! — выпалил кто-то из молодежи. — Правда, для такого дела пророка с безумными глазами и кучкой оборванных сподвижников маловато.

— Пожалуй, пришло время для очередного Мессии, — сказал развалившийся на кушетке толстяк, такой тяжеленный, что он едва не тонул в подушках, — Или все-таки об этом следует забыть? Просто ребячество, не так ли? Какой-то спаситель или как там его, который обнажит меч и покажет римлянам, что почем.

Он рыгнул, прикрыв рот рукой, и улыбнулся, как бы подчеркивая, насколько это смехотворно.

— Довольно, друзья, — вмешался Иоиль, опасаясь, как бы гости не завели спор о спасителе и восстании истинно верующих против Рима. — Хватит нам и загадки о пророках, самим им на свадебном пиру не место, так что и толковать о них нечего.

К облегчению Марии, гости легко оставили эту щекотливую тему и, судя по всему, снова охотно вернулись к шуткам, пению и выпивке. Кому охота омрачать праздник спорами?

Ее мать подошла к ней, обняла и шепнула:

— Дай нам знать, когда ты будешь готова.

Готова! Готова для добрых пожеланий, для танцев, готова к тому, чтобы гости отнесли ее на своих плечах в брачную спальню, где над ложем установлен балдахин.

— Я думаю, скоро, — ответила Мария.

Да, сколько ни тяни, а от этого никуда не денешься. Люди еще раз от души пожелают молодым счастья, а потом, согласно освященной временем традиции, крепкие юноши под развеселое пение подхватят на плечи ее и Иоиля и отнесут в супружескую спальню. Чему быть, того не миновать.

Наконец они с Иоилем оказались перед кроватью с балдахином, а все гости глазели на них из соседней комнаты.

— Теперь я заявляю о праве на свою невесту, — молвил Иоиль, посмотрев сначала на нее, а потом на всю компанию.

Потом он подошел и закрыл разделявшую помещения дверь. Скрип петель возвестил Марии о конце ее прежней жизни так же отчетливо, как хлопок в ладоши.

Дверь затворилась. Теперь они остались одни, точнее сказать, вне видимости для остальных.

Иоиль протянул руку и коснулся ее волос, убранных назад, но все еще длинных, частично распущенных, как носят девушки.