Когда речь идет о миграции животных, то предпринимаются усилия на международном уровне, освобождаются коридоры, по которым колоссальные стада гну, зебр и слонов будут перемещаться из одного национального парка в другой. Поддержка таким миграциям оказывается даже в Центральной Европе. В частности, это касается диких кошек. Общества охраны природы размечают пути, по которым эти мини-тигры могут расселяться на всей территории страны.

А что же деревья? Они распространяются так медленно, что этого никто не замечает. Даже специалисты в области лесного хозяйства говорят о том, что, например, буки таким образом пытаются уйти от потепления климата в более высокие широты. Но проблема не в скорости, а в том, что увеличение популяций этих деревьев искусственно сдерживается. Любой росток, выглянувший из земли «не по плану», тут же ликвидируется. Ели должны расти в квадрате X, а буки – в квадрате Y. Один участок выделен под пахоту, а другой – под луг. Все эти строгие границы не дают природе выполнять свое предназначение. И мы снова возвращаемся к моему газону. Да, я тоже признаю себя виновным. Если мы заковываем природу в такой корсет, то откуда нам знать, как она на самом деле реагирует на изменения климата? Действительно ли наши деревья распространяются слишком медленно, чтобы дойти до более прохладного севера? Наряду с общими мерами по защите климата путем экономии энергии выход я вижу в том, чтобы создавать значительно больше природоохранных зон. Необходимы дикие леса как своего рода опорные пункты, напоминающие камни, которые выступают из воды и дают возможность перейти реку, не замочив ног. Роль таких камней будут играть заповедники. Если их будет достаточное количество, то между ними может происходить ничем не затрудненное перемещение диких видов растений по нашему культурному ландшафту. Если заповедники будут располагаться не слишком далеко друг от друга, то мы, вероятно, сможем воочию наблюдать за тем, как деревья реагируют на изменения климата. Возможно, при этом выяснится, что им вовсе не нужно двигаться на север. Ведь мы уже знаем, что если в буковом лесу не проводить хозяйственную деятельность, то он сам способен себя охладить. Только в случае вырубки деревьев солнечный свет может проникнуть под полог леса, нагреть и высушить в нем воздух. Тогда деревьям грозит опасность. Решение этой проблемы настолько же ясно, насколько и банально: сокращение потребления древесины = экономия энергии = уменьшение влияния на климат = здоровые леса, приспосабливающиеся к окружающим условиям. Если удастся это сделать хотя бы на части территории, перед медленными лесными гигантами забрезжит надежда.

Некоторые последствия человеческой деятельности для природы не столь заметны, как рубка деревьев, хотя бы потому, что причины и следствия отстоят далеко друг от друга.

Двадцать лет назад я с семьей впервые путешествовал по юго-западу США, а в этом году совершил повторную поездку. Северная Америка нас поразила. Ее национальные парки демонстрируют невероятные вещи: удивительные растения и животные, причудливые скалы из песчаника на бескрайних безлюдных просторах. Национальный парк Арчес, что в переводе с английского означает «арки», назван так именно из-за скопления скал характерной формы.

Некоторые из этих гигантских арок кажутся, несмотря на свои размеры, настолько хрупкими, что изумленные посетители не могут понять, как они еще стоят, сопротивляясь ветрам и непогоде на протяжении тысячелетий. Правда, для некоторых монументов этот вопрос разрешился сам собой. Только в одном из национальных парков штата Юта с 1977 года рухнули 43 арки, и какая-то часть этих туристских, а для коренных жителей еще и религиозных трагедий вызвана деятельностью людей. Как установили ученые из Университета Юты в Солт-Лейк-Сити, скалы подвергались различным вибрациям и колебаниям. Большинство из них было естественного происхождения. Наряду с землетрясениями это прежде всего суточные изменения температуры, которые заставляют камень расширяться и сжиматься, в конечном счете разрушая его. Чтобы разобраться с другими причинами, ученые установили датчики на скале Рэйнбоу-Бридж. Она считается самой высокой в мире аркой природного происхождения и является святыней для индейцев навахо. Для туристов доступ на нее закрыт. Рейнджеры пешком доводят туристов, прибывающих на лодках по одному из рукавов озера Пауэлл, до смотровой площадки. Такие меры предосторожности вызваны не заботой об охране объекта, а уважением к религиозным чувствам проживающих там племен. Туризм арке не угрожает. Команда ученых во главе с Джеффри Мура зарегистрировала воздействие на скалу ритмичных ударов с промежутком в несколько секунд. Оказалось, что это плеск волн у берегов озера Пауэлл, расположенного в нескольких километрах от скалы. Из-за этого происходят крошечные, но постоянные сотрясения земли. Но уж если можно зафиксировать подобные вещи, то вряд ли кого-то удивит, что были зарегистрированы и последствия буровых работ, ведущихся в Оклахоме за 1600 километров от этих мест. Что именно привело к обрушению скал в последнее время, однозначно выявить не удалось. И все же описанные примеры хорошо демонстрируют, какие далеко идущие последствия может иметь наша деятельность для экосистемы.

В этой связи опять всплывает тема грунтовых вод. При мыслях о рухнувших арках мне приходит в голову одна идея, которая на данный момент является чистым предположением, потому что она, насколько мне известно, еще никем не проверялась. Вода в подземных глубинах содержит газ. Это важный для дыхания рачков и других мелких организмов кислород и выдыхаемый ими CO2. Вы знаете, что будет, если потрясти бутылку с минеральной водой. Углекислота с шипением выходит, и в воде остается меньше газа, а следовательно, и кислоты. Грунтовые воды можно в принципе сравнить с гигантской бутылкой, которая непрерывно сотрясается в результате искусственного воздействия. Разве в этом случае газовый и кислотный состав воды не изменится? Вблизи мест добычи сланцевой нефти это вполне возможно. На глубину 3 тысяч метров под давлением закачивается жидкость, вызывающая разрывы земных пластов. Помимо всего прочего, при использовании этого метода в земле остается много химических веществ, заполняющих трещины в породе. Что могут сказать на это слепые рачки?

Экосистема Центральной Европы с ее подземными реками пока еще избавлена от подобных воздействий, но вблизи населенных пунктов уже можно наблюдать драматические изменения. Во-первых, вредные отходы сельского хозяйства и промышленности просачиваются в грунтовые воды. Во-вторых, из-под земли каждый день добывается колоссальное количество воды. В одной только Германии из водопроводных кранов каждый день выливается почти 10 миллионов кубометров. Сюда же надо добавить откачивание грунтовых вод из карьеров, где происходит добыча полезных ископаемых открытым способом. На месторождениях бурого угля под Кёльном в одном только 2004 году за счет этого было попусту потеряно 550 миллионов кубометров воды. Это в полтора раза больше, чем потребность Германии в питьевой воде. Затронуты горизонты подземных вод на площади не менее 3 тысяч квадратных километров. А ведь в каждом кубометре воды обитают никем не исследованные живые существа, влияние которых на природные процессы нам тоже неизвестно. Тем не менее в Центральной Европе есть еще крупные регионы с нетронутыми подземными водами. Там настоящая девственная природа не так уж далека от вас. Правда, она недоступна, хотя и находится ближе, чем ближайший заповедник.