У задних колес валялся один из возниц, другой свесил с крыши размозженную голову.

Амара дралась с двумя — конным и пешим, вернее, тем, кого она хитро вышибла из седла, подрезав ремни подпруги. Оба были в панцирях, к счастью, ноги не защищены поножами. Я подбежал к коннику со спины, хлестнул по ноге лезвием шпаги, и, когда подлец, ахнув от боли, выпустил повод и немного накренился в седле — ударил в шею. Если алгоритм сработал один раз, почему бы не повторить его, верно?

Рябая ведьма атаковала своего противника, выбила меч из руки хитрым обводом, тоже, не мудрствуя, заколола в шею. Оглянулась на меня, глаза — безумные.

— Торнхелл! Бежим!

Вдали пропел рог: «вжиу-у-у!». Покончив с Алыми, враги намерились взяться за нас.

Нет времени распрягать лошадей кареты или ловить тех, что под опустевшими седлами — вон, как носятся, обезумели от боя… Это только в кино можно ухватить первую попавшуюся лошадь в пылу схватки и ускакать на ней к чертовой матери. В реальной жизни — я уже знаю это по наставлениям Амары — чужой конь заартачится и постарается скинуть седока.

Мы сыпанули по кустам куда-то в сторону побережья. Я отчаянно пытался побороть страх. Лошади топали копытами уже близко. Мне казалось — голову мою развалят так же, как и вознице. Это ведь просто сделать на скаку — один лишь раз взмахнуть топором…

Амара оглянулась, до крови закусив губу. Выматерилась страшно. Я поддержал.

Шансов уцелеть, даже среди деревьев и кустарников, у нас не много. И на этот раз меня хотят именно убить, про плен и речи нет. Что ж, я мог предусмотреть и это, особенно после прозреца, и увеличить охрану. Но чем больше охраны — тем больше твой кортеж привлекает внимания, тем сильнее ты на виду, а как раз на виду мне быть не особенно хотелось.

Я пыхтел и хрипел. Лошади били копытами все ближе; судя по звукам, наши загонщики рассыпались дугой.

— Кто… они? — Почему-то ответ на этот вопрос я хотел услышать перед смертью.

Амара хлестнула по мне взглядом.

— Рыцарская выправка… Разве ты не заметил?

Да не умею я подмечать такие мелочи, ох! Я из другого мира! Значит, рыцари, то есть — какая-то из фракций снова принялась за старое: устранить архканцлера и наследника престола любой ценой.

— Хо! — вскричала Амара вдруг и махнула рукой перед собой. — Туда, Торнхелл, быстрей!

Я присмотрелся: ветви заслоняли обзор.

— Что там?

— Часовня-развалюшка. Очень старая. Я совсем забыла о ней… Наддай, Торнхелл, наддай!

Вот как? Оказывается, ты не только Санкструм, но и окрестности Варлойна знаешь неплохо?

Но даже остатки стен будут нам кстати: чтобы преодолеть их и добраться до нас, противники наши вынуждены будут покинуть седла.

Густые заросли раздались, под ногами захрустело. Впереди над грудами битого рыжего кирпича возвышались оплывшие стены с почерневшими остатками деревянных стропил. Когда-то на них громоздился шатер кровли — а теперь лишь обломки досок перекрытий торчат, как голодные ребра, да кое-где виднеются еще красноватые обломки черепиц.

Над часовней-развалюшкой вился голубоватый венчик дыма.

Арочный вход был до половины завален кирпичом. Мы вскарабкались, помогая друг другу, спустились и оказались в притворе — преддверии храма. Еще одна груда кирпича, и мы внутри, среди четырех осыпавшихся, но вполне себе высоких стен с проемами узких окон на высоте моего роста.

Мы остановились, тяжело дыша. Под остатками крыши дымили три костра, вокруг которых стояли, насторожившись и выставив блестящие ножи…

— Дети! — воскликнула проводница.

Дети и подростки… Бездомные оборвыши, с блестящими глазами молодых волков. Девочки и мальчики. Чумазые, страшные… опасные. Их было около двадцати человек.

— У них ножи, — выдохнула Амара.

И не только ножи — вилы, какие-то косы на рукоятках, топоры… Не какие-нибудь деревянные мечи игрушечные, нет, все серьезно…

Из огня да в полымя! Повезло наткнуться на банду подростков. Откуда они тут? Почему они тут?

Топот приближался. Пропел азартно охотничий рог. Я сжал взмокшей ладонью рукоятку шпаги. Вперед — или назад, Одиссей? Куда грести? К Сцилле или к Харибде?

Вперед выдвинулся паренек — приземистый, но плотный, кажется, хотя лицо перепачкано сажей — начавший уже бриться. В одной руке его был ножик, в другой — сухарь. На ногах какие-то жуткие, перемотанные веревками, чтобы подметки не отваливались, сапоги на десять размеров больше.

— Эй, а я ж тебя знаю! Ты этот… ты новый архканцлер, вот ты кто! Торн… хелл! Ты хороший человек! Ты хочешь всем добра. Я грамотный, читал про тебя в газете. У нас твой портрет всем показывали, трепались, что ты — главный враг. Эй, ребята, это же новый архканцлер!

— Точно, точно! — загомонили остальные. — Архканцлер и есть! Хочет всем добра!

Добра? Значит это — союзники. Нет времени выяснять!

Манипулировать подростками — скверная штука, но что мне еще остается? Это далеко не дети цветов, это молодые волчата, способные перегрызть глотку матерым волчищам. У них есть оружие, и они — я просто уверен — уже пускали его в ход.

Я думал всего миг, услышал топот уже вблизи, стук шагов по осыпи, и выкрикнул:

— Меня хотят убить! За мной убийцы! Помогите!

Над осыпью появилась бородатая харя. Увидела меня, оглянулась, что-то крикнула остальным. Многоголосый топот затих, я понял, что убийцы спешиваются. К счастью, обломки стен таковы, что через них не перепрыгнешь, но в таком храме обязательно есть второй — черный — вход. И он как раз за спинами детей. А еще имеются остатки окон, но в них не пролезть, слишком узкие, разве что стрелять из луков и арбалетов — но этого добра у нападающих нет. Планировался кавалерийский наскок, а рыцари не степняки, чтобы стрелять на ходу из луков, не умеют они этого, вот просто — не обучены.

Бородач перевалил гребень и грузно начал спускаться. Видел он только меня. Амара возникла сбоку, из-под стены, полоснула бородача по глазам, выбила один и рассекла переносицу. Бородач взвыл, тут же забулькал — острие шпаги воткнулось в горло.

Но через осыпь лезли другие — без меры озабоченные тем, чтобы убить, наконец, господина Арана Торнхелла, его сиятельство, его светлость, будущее солнышко империи, его величество! Я отпрыгнул, когда в меня ткнули мечом, парировал криво-косо, ударил в ответ, чуть не попался на финте, отскочил. Амара пыталась прикрывать, но рыцарей становилось все больше.

За спиной что-то крикнули, Амара ответила, оскалившись страшно. Тут же ухмыльнулась и дернула меня в сторону, да так сильно, что я не устоял, опрокинулся к стене, едва не выпустив шпагу.

В господ рыцарей полетел каменный град. Дети швыряли обломки кирпичей, может, не слишком метко, но обильно, и лица десятка нападавших тут же усеяли кровоподтеки. Половина была без шлемов, у прочих — шлемы без забрал, самые простые, и дети попадали обломками в скулы, носы, надбровья, вышибали зубы… Бедняги пытались заслониться, но град камней бил по рукам. Амара напала сбоку, добивая тех, кто упал: шпага хлестала по головам рыцарей. Я внутренне содрогнулся, затем, героическим усилием удавив зверька гуманизма, кинулся помогать, убил, точно помню, одного, другого ранил. В разгар вакханалии пропели рога, и Алые полезли через осыпь…