Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый Каплун замолчал. Сколько лет на эти вопросы нет ответа. Тем, кто убивает, аргументы не нужны, так, может, не стоит искать ответы, все это тщета и ловля ветра…
Беленький кивал, соглашаясь, но чувствовалось, что полной ясности не наступило. Внучка уже устала слушать разговор дедушки со стариком, который все время сидит во дворе и дает детям конфеты, ей уже пора в песочницу, где ее ждут подруги, которые еще не знают по малолетству, что она другая, но им скоро объяснят. А пока внучка шепчет седому Беленькому, что она хочет пи-пи, а бабушка Белла говорила ей, что девочка не должна терпеть. Беленький извиняется и уходит.
Старый Каплун качает головой, бедная девочка, сколько тебе придется терпеть, не дай бог, конечно, а пока не терпи, натерпишься еще, как мы все, такая наша доля…
Из второго подъезда прошелестела тенью Бедная Сима, несчастная мать утонувшего Гриши, чудесного мальчика, с которым дружил внук Каплуна. Бедная Сима уже сорок лет живет без Гриши, если честно, она не живет, она уже просто ждет, когда соединится с ним, но ее время еще не пришло. Она каждую неделю ездит на кладбище и проводит там больше времени, чем в своем чуланчике, где она до сих пор сидит временами, если не было сил доехать на кладбище, иссохшая от горя старуха с потухшими глазами, Бедная Сима, пережившая своего сына.
Гриша утонул в десятом классе, холодным сентябрьским утром 64-го года.
Тогда еще не было никаких ритуальных залов, и все покойники лежали по домам, из которых их везли на кладбище.
Сначала в подъезд привезли гроб, он стоял на лестничной площадке, пугая запахом сырых досок и белым днищем пустого ящика. В нем через день вынесли Гришу в последний путь.
Во дворе собралась толпа, разрывая голову, играл оркестр фабрики, где работала Сима, маленькая хрупкая женщина с помутившимся разумом от потери единственного сына, красавца и спортсмена.
Гриша был защитником малышей в их дворе, занимался штангой и борьбой, бегал по утрам кросс в парке и всегда останавливался во дворе около мелких, показывая их врагам, братьям Башкировым, что малыши не одни, что есть у них опора и защита от наездов.
Старый Каплун никогда не просил Гришу присмотреть за внуком, но он помогал всем и ему заодно…
Сима работала уборщицей в красильном цеху и еще убирала в подъезде их дома. Гриша с десяти лет помогал ей делать это, не стесняясь ни капли, мел с четвертого этажа до входных дверей, а в пятницу мыл руками весь подъезд ловко и быстро.
Отца у Гриши не было, его происхождение было туманным, ходили разговоры, что Сима работала в госпитале в войну, где и нажила Гришу от какого-то выздоравливающего воина, сгинувшего потом в огне боев под Кенигсбергом.
Гриша учился средненько, но книжки читал, после школы собирался в техникум, но не успел – утонул в реке, которую перемахивал пять раз подряд в другие дни.
Какой черт утащил его на дно, так и не выяснилось, но он утонул без крика, пошел на дно, как якорь. Его выловили багром мужики с парома, который тащили по тросу, деревянной гребенкой – этот способ перемещения по воде Старый Каплун видел раньше в книжке по истории древних веков у внука.
Все это видела Гришина одноклассница, гулявшая на берегу, она же прибежала в их дом и выкрикнула тете Симе, что Гриша утонул. Маленькая Сима упала на лестнице, и все думали, что она умерла.
Но она не умерла, ей надо было похоронить Гришу, и она заставила себя жить.
Целый день была открыта дверь в коммунальную квартиру, где она жила в одной комнатке с Гришей.
Приходили соседи, люди с фабрики принесли венок и конверт с профсоюзными деньгами, на кухне уже что-то готовили на поминки, запах еды и сырых досок из ели до сих пор преследует, как запах смерти.
Старый Каплун потом долго думал, почему Гриша утонул, ведь по всем раскладам он нужен был своей маме Симе, она хотела внуков и спокойной старости. Старый Каплун до сих пор помнит, как в тот поздний вечер его внук пошел в школу, нарвал в теплице охапку цветов и пошел к Грише.
В их комнате уже никого не было, у гроба сидела мама Сима и спокойно разговаривала с сыном. Она с ним всегда разговаривала вечером, после своих двух работ, он всегда встречал ее, кормил ужином и нес на руках от двери по длинному коридору коммуналки, а она, маленькая, щуплая, с изможденным лицом, смеялась, она включалась, как абажур в квартире доктора Бермана – этот абажур был виден с улицы, у остальных висели лампочки под потолком, а у Бермана были абажур, дубовый буфет и домработница. Когда она зимой выносила колотить шубу Бермана на снег, многие выходили и смотрели на эту шубу; длинная, до пола, бобровая шуба завораживала.
Мама Сима сидела у гроба и тихо разговаривала с покойником, как всегда с живым Гришей, он рассказывал ей про свои дела и планы и гладил ее сухие, все в узлах и мозолях руки, которые не знали покоя.
Она сидела у гроба и гладила его белый лоб и черные кудри, она смотрела на него. Не отводя глаз, не обращая внимания на внука. Он просидел с Гришей всю ночь, сбегал домой и сказал своей маме, что будет у Гриши. Она вздохнула, но спорить не стала. Так до утра он и просидел возле Гриши, раздавленный случившимся.
Он не был ему братом, но он его чувствовал. Когда Гриша шел по двору, внуку Каплуна становилось теплее, он подходил всегда, хлопал по плечу, и все вокруг знали, что Гриша его кореш. Все понимают, что в десять лет во дворе старший друг важнее велосипеда.
В ту ночь внук сидел в их комнате, где мама Сима не проронила ни одной слезы. Потом Сима встала и начала что-то лихорадочно искать.
Она долго шарила в каких-то банках и коробках, потом нашла: в свете свечи мелькнула золотая цепочка с шестиконечной звездой.
Внук знал, что это звезда Давида; Старый Каплун однажды, один-единственный раз, рассказал внуку кое-что, что запомнил в иешиве, единственной школе, где он учился.
Сима надела Грише на шею крошечную звезду. Сима хранила ее, звезда осталась от дедушки, Сима не продала ее ни в войну, ни после, когда Гриша чуть не умер от какой-то инфекции. Сима хранила ее до крайнего случая, и он наступил.
Комсомолец Гриша Штенберг обрел себя в канун смерти. Мама Сима плотно застегнула рубашку и поцеловала звезду на холодной Гришиной груди.
На следующий день были похороны. Старый Каплун был на работе, а Дора приходила на похороны и рассказала потом ему, что Сима не давала забивать гроб, ее пальцы, таскавшие цемент и ведра с песком на стройке дома, держались за гроб, как железные крючья.
Когда Симу оторвали и стали опускать гроб, она вырвалась и прыгнула в могилу. Симу подняли, и больше она ничего не видела.
Все поминки она лежала на кровати лицом к стене молча.
Иногда, во сне, Старый Каплун видит, как Гриша плывет по реке резкими гребками и тонет. Старый Каплун знает, что Гриша не Чапаев, и не ждет, что он выплывет. Гриша тонет, и Старый Каплун тонет с Гришей, с его мамой Симой, со своими родителями, со всеми, кого уже нет, а потом просыпается и думает: «Хорошо, что я не утонул, кто-то должен оставаться на берегу и помнить тех, кто уже не выплывет никогда».