Девушка его не слушала, она продолжала говорить, сбиваясь от волнения:

– После маминой смерти я как будто проснулась после тяжелого, кошмарного сна. Попробовала начать жизнь сначала, с чистого листа, но тут, как назло, меня уволили с работы. У нас было большое сокращение, и я первой попала под него, поскольку до того часто брала больничный по уходу за мамой…

Она сделала паузу, видимо, заново переживая тот тяжелый момент, и продолжила тихим, усталым голосом:

– В первый момент я впала в отчаяние. Другую работу мне не найти, у нас в Плескове вообще очень плохо с работой, а уж по моей специальности и вообще ничего нет. Я хотела уже плюнуть на специальность, на высшее образование, попробовала найти какую-нибудь простую работу – продавщицей в магазине, приемщицей в ателье, телефонным диспетчером. Но потом подумала – может быть, это знак для меня, знак свыше… ведь я хотела начать жить сначала, а там, в Плескове, все напоминало мне о прежней жизни, о маме…

Она снова замолчала, опустив голову, а потом проговорила быстро, как будто бросилась в холодную воду:

– Вот я и решила приехать сюда. Здесь уж точно все будет другим, новым. Новая жизнь, новые люди, новая работа… может быть, я смогу наконец забыть прошлое и начать все сначала… может быть, в этой жизни мне больше повезет… Прости, что говорила с тобой резко, не так просто мне забыть все то страшное, что случилось…

– Кстати, где ты поселилась? – спросил Беневоленский, чтобы опять сменить тему.

– Я сняла квартиру. Мне помогла с этим одна старая знакомая по Плескову, скорее даже, дальняя родственница. Но вот с работой… я сунулась в несколько мест, но со мной и разговаривать не стали. Тогда я подумала о тебе… Ведь ты мне можешь помочь? Ты ведь здесь большой начальник, у тебя есть возможности!

– Ну, большой не большой, но с работой помочь, наверное, смогу. – Анатолий Васильевич всем телом повернулся к девушке. – Какая у тебя специальность?

– Я музейный работник. Работала хранителем музейных фондов, экскурсоводом…

– Вот как… – Беневоленский задумался. – Даже не знаю, что тебе предложить… у нас же все-таки не музей, а научно-исследовательский институт…

– Но я видела там, внизу, вывеску музея, – проговорила девушка с надеждой в голосе. – Какой-то странный музей, но все же у них должны быть фонды и экскурсии…

– А знаешь, ты права! – оживился Анатолий Васильевич. – Этот Музей чертей – то, что нужно. Они у нас находятся на птичьих правах, с арендой постоянные проблемы, так что они не смогут мне отказать… я с ними сегодня же поговорю!

– Но у них может не быть вакансий…

– А, ерунда! – отмахнулся мужчина. – Я им сделаю предложение, от которого они не смогут отказаться. Как миленькие найдут для тебя вакансию. Значит, говоришь, ты хочешь работать хранителем музейных фондов?

– Ну да, или экскурсоводом…

– Считай, ты у них уже работаешь.

– Замечательно! – Девушка слабо улыбнулась. – Сегодня такой день… давай начнем все заново и забудем прошлое!

– Ты права, дочурка! – оживился мужчина. – Кто старое помянет – тому глаз вон! А скажи, Верочка, – продолжил Анатолий Васильевич, – почему ты не пришла тогда, три дня назад? Ты позвонила мне, мы договорились о встрече, я тебя ждал…

«Вот оно что! Это Вера тогда с ним договаривалась, а потом не пришла… Причина у нее уважительная была – личная смерть, как говорил один мой знакомый режиссер… „У вас, – говорит, – для опоздания на репетицию может быть только одна уважительная причина – личная смерть!“ Актеры его боялись и всегда приходили вовремя…»

В волнении Надежда Николаевна слишком сильно дернула за лист, и огромный фикус качнулся. Она в панике прижала его к груди и тут же чихнула от пыли. Видно, настоящая уборщица была нерадива, и пыль стирала с растений редко. Чихать Надежда научилась от кота тихо, поэтому ее никто не услышал.

– Так что случилось, Вера? – повторил Беневоленский. – Я к тому спрашиваю, что ты серьезно решила насчет работы? Видишь ли, если я договорюсь, а ты не придешь…

Девушка что-то ему ответила, но на этот раз она говорила так тихо, что Надежда Николаевна не расслышала ни слова. Она передвинулась поближе к скамейке, при этом едва не опрокинула тяжелую кадку с проклятым развесистым фикусом. Ну не стоится ему на месте!

Анатолий Васильевич обернулся, заметил Надежду и недовольно проговорил:

– Что вы здесь крутитесь? Что вы мельтешите? Что вы здесь вынюхиваете?

– Это я-то кручусь?! – возмущенно воскликнула Надежда, демонстративно отерев несуществующий пот тыльной стороной ладони. – Это я-то мельтешу? Да я тут одна только и работаю, а вы все только мусорите и грязь разносите! Да если бы не я, вы бы грязью заросли! Вас тут много, а я одна!

Когда Надежда работала в научно-исследовательском институте, ей нередко приходилось слышать подобные выражения из уст институтской уборщицы тети Дуси. Тетя Дуся была о себе очень высокого мнения, инженеров же и научных сотрудников ни в грош не ставила и считала их людьми второго сорта.

Для этого было несколько вполне серьезных причин.

Во-первых, уборщица относилась к так называемой рабочей сетке, то есть по тем временам имела по сравнению с инженерами массу льгот и привилегий.

Вторая причина была еще основательнее.

Надеждин институт располагался рядом со Смольным, где находилось городское начальство, и тетя Дуся по совместительству работала уборщицей в коридорах власти. Там ей регулярно удавалось приобретать хорошие конфеты и другие дефициты, которые она потом перепродавала с наценкой коллегам Надежды. Из-за этих дефицитов инженеры перед ней заискивали, а тетя Дуся раздувалась от самомнения.

И вот теперь Надежда вспомнила ее лексикон. То есть слова сами всплыли в памяти, очевидно, она очень хорошо вошла в роль. Голос ее стал визгливым, по тембру напоминавшим циркулярную пилу, рот некрасиво скривился.

Беневоленский невольно отступил перед такой отповедью, а скорей всего просто решил не связываться со скандальной бабой. Девушка вообще отвернулась, и Надежда Николаевна удовлетворенно подумала, что она ее не узнает.

Эти двое встали и ушли. Поле боя осталось за Надеждой. Она тоже направилась к той кладовке, где оставила пальто и сумку, никого не встретив по пути.

В кладовке она быстро переоделась, а когда хотела выйти, дверь открылась и на пороге показалась настоящая уборщица – скромная женщина средних лет.

– Вы что тут делаете? – с подозрением спросила она.

– Я… туалет искала… – ляпнула Надежда первое, что пришло ей в голову.

Как видно, уборщица нагляделась в институте всякого – и ненормальных контактеров, и одержимых сотрудников, поэтому она только пожала плечами и посторонилась.

Надежда припустила к выходу. Пролетев охранника, она с облегчением закрыла за собой дверь ВНИИПНЯ.