– Сменим тему. Что вы думали о Калипсо и Цирцее?

– Я прочел не все, только несколько отрывков.

– Какие именно?

– Я не помню.

Энтони Полстра, великолепный нападающий и неудачливый лжец… в трусах в журнале Мелани. «Трусы чемпионов» – и лжецов! У этого парня совершенно нет стыда!

– Улисс лжет Калипсо, когда убеждает, что будет любить ее так же сильно, как Пенелопу. Впрочем, давайте прочитаем вместе, если вы хотите.

– Я слушаю вас.

«Гермес не нашел Улисса в пещере Калипсо: великодушный герой плакал на мысу, сидя на том месте, где каждый день слезы, рыдания, горе потрясали его сердце, бросал взгляды на бесплодное море и проливал слезы…»[28]

– Я понимаю ваш выбор. Улисс уехал к Калипсо, но хочет любой ценой вернуться на родину. Я отлично вижу, в чем дело: вы не хотите, чтобы я уехал за границу. Вы думаете, что я буду несчастен.

– Вовсе нет. Честно говоря, я не интересуюсь спортом. Будете ли вы играть во Франции, в Испании или на Марсе, это ничего не изменит в моей жизни. У меня нет ни спортивного костюма с вашим именем, ни абонемента в вашем клубе. Будьте уверены, Энтони, что можно жить, ничего не зная о футболе – ни правил, ни звезд, ни команд.

– Трудно в это поверить.

– Но это правда. Улисс у Калипсо мне интересен потому, что тут он проявляет гораздо более человеческую сторону своей личности. Он царь, воин, разрушитель крепости, но еще и маленький человек, который плачет потому, что скучает без своей семьи. Вот что тут интересно: его слабость. Он не вырублен из одной глыбы. Он человек, а значит, слаб. И мы, читатели, в течение многих веков принимаем его таким. Цельный, каменный, несокрушимый Улисс был бы забыт, когда закончилась Античная эпоха. Именно слабость создает героя. Вы меня понимаете?

– Думаю, что да.

– Вы герой, и вы не должны бояться своих слабостей. В них ваша сила, ваша красота… гораздо больше, чем в рекламном плакате, на котором вас изобразили бы голым.

– А, вы намекаете на рекламу трусов. Она мне очень нравится. Вы правы, Алекс, но в этом таком мужском мире трудно навязать людям себя с трещинами.

– Я это понимаю, но не забывайте, что люди помнят только сложных людей; слишком сильные или слишком слабые быстро исчезают. Улисс у Калипсо – плакса, и это нас трогает. Дальше в книге он, не дрогнув, унижает великана. Вы должны принять то, что бываете разным, потому что вы герой. Вы да, а ваши товарищи по команде нет. Вы должны этим гордиться. Что касается рекламы, я считаю ее немного дерзкой, но хорошей. Это мое ощущение. Я не ее цель.

– Вы ошибаетесь! Вы цель, и даже центр мишени. Вы же носите трусы? В любом случае я постараюсь следовать вашим советам, Алекс. Это будет нелегко.

Разумеется, я ношу трусы! Но, разумеется, не такие, а более строгие модели, менее броские, без крикливых надписей, без семи красных букв ПОЛСТРА. Носить чужое имя на своих трусах казалось мне неуместным и почти унизительным для человека с неспортивным телосложением. Не могу себе представить, чтобы Полстра гордо носил футболку с надписью «Флобер» или «Вольтер». Каждый наряжается, как ему нравится, потому что в капиталистическом обществе, от которого подохнуть можно, надо признавать право выбора всего, даже трусов.

– Какое самое трудное действие из всех на поле?

– Удар по летящему мячу.

– Почему?

– Потому что мяч, когда движется, не касается земли. Нужно предвидеть его скорость, вращение, уравновесить свое тело так, чтобы отправить мяч в том направлении, куда хочешь. Такой удар всегда застает противника врасплох.

– То, о чем я вас прошу, не труднее этого. Мяча в этом случае нет, но есть люди, которые идут не в том направлении, что вы. Вы это поймете.

– Сколько времени понадобилось Улиссу, чтобы вернуться на Итаку?

– Двадцать лет.

– Двадцать лет, чтобы добраться до Итаки. Я надеюсь, что добрался бы быстрей! Похоже, Улисс плохо умел ориентироваться на местности.

– Вы правы, его познания в этом были очень ограничены. Вы бы легко превзошли его: вы совершили столько путешествий.

– Я действительно езжу по миру и смотрю на него. И еще не закончил с этим.

Полстра собирается уехать, это несомненно. У него страсть к перемене мест, как у Улисса. Только ему, в отличие от античного героя, не придется строить плот, чтобы отправиться в море. Полстре для этого достаточно банковской карты.

Анна бежала к двери: кто-то нажал звонок. Она была в ярости. Кто посмел ЗВОНИТЬ? Кровь бурлила у нее в голове. Открывая дверь, она была в бешенстве. Почтальон сразу протянул ей посылку. У нее не было времени сказать ни слова. Перед тем как уйти, он поднес письмо к ее глазам.

– Это к вам? – спросил он.

Анна прочитала на обертке имя своего сына.

– Да, это ко мне.

– Я не знал, что у вас в квартире живет Ян. Его имя не указано на почтовом ящике. Вам бы надо его добавить. Так было бы удобней. Вы знаете, что мое время фиксируют, когда я делаю обход? Если каж…

– Я непременно это сделаю, но мой сын не живет в нашей квартире. Он здесь проездом.

Анне было очень трудно скрыть свое беспокойство и удивление. Ведь Ян в первый раз получил письмо. Никто вокруг не знал, что он живет в этом доме. Он выходил из квартиры очень редко. И не принимал у себя друзей. Ян не хотел, чтобы мать добавила его имя к своему на почтовом ящике, и это было удобно для матери. Молчаливое соглашение. Она закрыла за почтальоном дверь и направилась в комнату Яна. За те десять лет, что прожила в этом большом жилище, она прошла много километров по его бесконечным коридорам. Каждый день она ходила по ним, служа своему сыну, – приносила ему еду, белье, питье…

Анна служила сыну молча, чтобы не усилить его непрерывные головные боли. Она подошла к комнате. Сын оставил дверь приоткрытой – знак, что к нему можно войти без риска. Ян больше всего терпеть не мог, чтобы его беспокоили, когда он занят. Когда такое случалось, он мог угрожать всему миру – конечно, на листке, что ослабляло эффект. Его движения становились истерическими, он лихорадочно, без цели ходил по комнате. Но в этот раз такого не будет.

Ян сидел лицом к экрану своего компьютера, спиной к Анне. Анна подошла и положила на письменный стол письмо. Ян не повернулся к матери, но та почувствовала, что он смотрит на пакет. Глаз сына она не видела, но ощутила его интерес.

– Тебе пришло письмо.

«Видл, – очень быстро напечатал Ян. На этот телеграфный стиль он переходил, когда очень хотел остаться один. – Спасибо».

У этого «спасибо» был привкус просьбы «оставь меня в покое».