на нем свою агрессивность, использовать безвозмездно его работоспособность, употребить его в качестве сексуального объекта, присвоить себе его имущество, оскорбить его достоинство, причинить ему горе, замучить и даже убить. Homo homini lupus <est> [Человек человеку волк – лат.]; достанет ли у кого-нибудь мужества после изрядного житейского и исторического опыта оспорить это утверждение? Эта ужасная агрессия поджидает, как правило, провоцирующего повода или поступает на службу к другому намерению, цель которого можно было достичь и с помощью более мягких средств. При благоприятствующих ей обстоятельствах, когда психические контрсилы, обычно ее сдерживающие, устранены, она проявляет себя и спонтанно, разоблачая человека в качестве дикого зверя, которому чуждо сострадание к представителям своего рода. Кто помнит зверства, совершенные при переселении народов так называемыми монголами под водительством Чингисхана или Тимура, при захвате набожными крестоносцами Иерусалима, да еще и ужасы последней мировой войны, тому придется безропотно смириться с этим представлением.

Склонность к агрессии, которую мы можем ощутить в самих себе и имеем основания предполагать у других, – это фактор, нарушающий наши отношения с ближними и вынуждающий культуру к изрядным затратам энергии. Из-за этой исконной враждебности людей друг к другу культурному сообществу угрожает распад. Заинтересованность в совместном труде не сумела бы удержать его от развала, а поскольку безудержные страсти сильнее рациональных расчетов, культуре приходится мобилизовать все, что ей доступно, чтобы воздвигнуть барьеры на пути агрессивных устремлений людей, подавить ее проявление с помощью противодействующих психических структур. Из этого следует предложение всевозможных методов, призванных подвигнуть людей к идентифицированию и к удаленным от цели любовным отношениям, отсюда ограничение половой жизни и требование идеала любить ближнего, как себя самого, на самом деле оправданное тем, что ничто другое так сильно не идет вразрез с изначальной человеческой природой. Несмотря на все свои усилия, культура не особенно преуспела в достижении этой цели. Самые грубые порывы безжалостной энергии культура пытается предотвратить, сохраняя за собой право применять к преступникам власть, однако закон не в состоянии справиться с более осмотрительными и утонченными формами человеческой агрессии. Каждый из нас склонен считать, что от надежд, которые он в юности возлагал на своих сограждан, стоит отказаться как от иллюзии, и сумел на опыте убедиться, насколько его жизнь стала тяжелее и мучительнее из-за их недоброжелательности. Тем не менее было бы неверно упрекать культуру в том, что она намерена исключить из списка человеческих деяний споры и соревнование. Последние наверняка необходимы, ведь соперничество оборачивается враждебностью не всегда, а только при злоупотреблении им.

Коммунисты полагают, будто нашли путь к искоренению зла. По их мнению, человек без всяких оговорок добр, желает блага своему ближнему, но учреждение частной собственности испортило его природу. Частное владение благами наделяет властью одного человека и тем самым ввергает его в искушение жестоко вести себя с ближними, человек же лишенный собственности вынужден с неприкрытой враждебностью восставать против угнетателей. Если упразднить частную собственность, все блага сделать общими и позволить всем людям пользоваться ими совместно, исчезнут недоброжелательство и враждебность между людьми. Когда удовлетворят все потребности, исчезнет причина видеть в другом человеке своего врага, необходимую работу все будут выполнять по доброй воле. Никоим образом я не собираюсь заниматься экономической критикой коммунистической системы, не имею возможности исследовать, целесообразно ли и выгодно ли отменить частную собственность[22]. Однако могу оценить как беспочвенную иллюзию психические основания этого процесса. С ликвидацией частной собственности человеческая предрасположенность к агрессии лишилась одного из своих орудий – конечно, мощного, но, определенно, не самого могучего. Это ничего не меняет в различиях в уровне власти и влияния, которыми агрессивность злоупотребляет ради осуществления своих целей, да и ее сущность остается неизменной. Она не была создана появившейся собственностью, а господствовала безоговорочно в первобытные времена, когда собственность была мизерной. Проявляется она уже в детской комнате. Как только собственность утратила свою изначальную анальную форму, она образует задний план всех нежных и связанных с любовью отношений среди людей, быть может за единственным исключением – отношением матери к своему ребенку мужского пола. Если устранить частные права на материальные блага, всё же сохранятся привилегии в области половых отношений, что должно стать источником сильнейшего недовольства и самой крайней враждебности между равными во всем остальном людьми. Если путем самого полного освобождения сексуальных отношений ликвидировать и эти преимущества, то есть упразднить семью – первичную ячейку культуры, то, хотя нам и не удастся предсказать, какие новые пути выберет развивающаяся культура, мы вправе ожидать одного: неискоренимая черта человеческой природы и в этом случае последует за ней.

Очевидно, что людям нелегко отказаться от удовлетворения своей агрессивной склонности, они от этого чувствуют себя скверно. Поэтому не следует недооценивать пользу небольшого культурного сообщества, предоставляющего этому влечению выход в виде враждебности к людям, находящимся вне его. Всегда удается объединить небольшое количество людей взаимной любовью, лишь бы только оставались какие-то другие люди как объекты для проявления агрессии. Однажды я уже имел дело с явлением, когда именно соседствующие народы, да и в остальном близкие сообщества враждовали между собой и высмеивали друг друга, вроде испанцев с португальцами, северных и южных немцев, англичан и шотландцев и т. д. Я назвал это явление «нарциссизмом малых различий», что не очень-то помогает его понять. Теперь в нем признают удобное и сравнительно безобидное средство удовлетворить агрессивную склонность, с помощью которой облегчается сплочение членов сообщества. Рассеянный повсеместно еврейский народ именно таким путем оказал похвальную услугу культурам народов-хозяев; к сожалению, всех еврейских погромов Средневековья не хватило, чтобы сделать эту эпоху мирной и стабильной для христианских сограждан евреев. После того как апостол Павел положил в основание своей христианской общины вселенское человеколюбие, неизбежным следствием этого стала крайняя нетерпимость христианства ко всем людям, оставшимся за его пределами. Римлянам же, которые не основывали свою государственность на любви, религиозная нетерпимость была чужда, хотя религия у них была делом государства, а оно, в свою очередь, было пронизано религией. Как нет ничего непонятного и случайного в том, что мечта о германском мировом господстве прибегла для своего полного завершения к антисемитизму, ясно, почему попытка построить в России новую коммунистическую культуру нашла психологическую опору в преследовании буржуазии. Можно лишь с тревогой спросить, что предпримут Советы после истребления своих буржуев.

Поскольку культура осуждает не только сексуальность, но и склонность к агрессии на весьма значительные жертвы, мы лучше понимаем, почему человеку трудно чувствовать себя в ней счастливым. И действительно, прачеловек ощущал себя в рамках своей культуры лучше, ибо не знал никаких ограничений влечений. Зато взамен сильно уменьшались гарантии долгого наслаждения таким счастьем.