Долмат так и сел в своей пижамке. Прямо под троном.

— Ловите... ловите! — выдохнул он, руку толстую и короткую к огненной жар-птице простирая.

Но взмахнула птица жар крыльями, и взгремел гром снаружи.

— Не слышал ты бабы Яги разве, царь Долмат? Тех, кто хочет мир неволить, в конце ожидает такая же судьба.

Вороны расправились с сетью, и Вещий Олег клювом развязал руки Ивану. Обнял Иван Ягу, за пест взялся было. Вихря радостно подлетела кверху.

— Не можем мы птицу жар одну оставить, — шепнула Яга добру молодцу своему.

— Она сама справится... Смотри... Вихря. поднимись под потолок. Так безопасней будет.

И поднялись они помеж молчаливых, и тем грозных воронов.

— Она наказать хочет царя... — с благоговением в голосе сообщил Вещий Олег.

А птица жар блеснула огнем и ударила молниями во все стороны. Стало так светло, что аж и не видно ничего. Спрятала Яся лицо на груди Ивана, гром снова загремел, засверкало...

— Вихря, наверх! — скомандовал Иван.

И вырвались они на волю, в грозу и дождь, в темноту и свободу. Вихря возрадовалась и снова изобразила мертвую петлю. Иван и Яся едва не выпали, да и пест в самый последний момент Иван подхватил, шляпу свою придерживая. А вот парик соскочил и исчез в темноте.

Яся ахнула и простерла за ним руку в дождь, а Иван рассмеялся, поцеловал ее крепко и сказал:

— Не нужен он больше тебе, ясно солнышко. Это я тебе нужен.

Снял с себя шляпу и ей на голову надел, и дождь был больше не страшен. Яся улыбнулась счастливо в ответ и... таки превратилась в лужицу.

— Это самое прекрасное, правда? — сложила кулачки Кикимора под подбородком. — И жили они долго и счастливо...

— Нету пока долго и счастливо, душенька, — возразил Леший. — У Ягуси есть еще перевернутый мир, и она жить ведь без него не может. А Ивана куда? У этих счастье не в том, чтоб избу поставить да детишек нарожать. У этих все мудренее.

— Да что ж все так сложно! — всплеснула Кикимора руками, и яблочко снова скатилось с блюдечка и в пруд ухнуло.

— Ну вот. Поменьше экспрессии, — вставил Леший умное Ягусино словечко.

— И фрукты заморские она мне обещала, — покивала Кики головою. — Прав ты, отец... Пущай возвращается. А потом... потом мы снова им тропинки ведь сведем, верно?

— Ты в судьбу играть не увлекайся, — отнял Леший у жены блюдечко и за пазуху спрятал. — Дно давно чистила? Делом займись, душенька. А смертным дай свои дела самим решать.

Кикимора надулась и отвернулась. В носках петли считать принялась.

— Мне больше всего понравилось, как жар-птица с Долматом разделалась, — огладил Леший бороду. — Вот это по-нашему, по-божески... Иван-царевич еще, может, научится, а вот Долмат...

— Думают, Елену Прекрасную им Волк подсунул, — фыркнула Кикимора.

— А это не Елена Прекрасная?

— Надо больше делами смертных интересоваться, отец! Да никакая сонная трава так держать не будет! Это спящая царевна. У семи богатырей ее Волк умыкнул. Тут ближе. С Еленой не успел бы он.

— Та, что во сне ворочается?

— Она самая. Долго Ивану-царевичу ждать ее пробуждения.

Кошка Мег изнывала от одиночества. А в этой дивной избушке все поменялось до неузнаваемости. А не любила кошка Мег, когда все в доме меняется до неузнаваемости. Фыркала, усами дергала. А ее невидимая рука то туда не пускала, то сюда, а то и драть диван не давала. Мучение одно и наказание.

Потому, когда в трубе что-то зашуршало да заухало, прижала кошка Мег уши и на свою полку облюбованную стрелой взлетела.

В камин, хохоча, свалились в ступе Иван-не-дурак да Яга.

— С возвращением домой, — радостно отозвалась Тихомира.

Каминную решеточку отодвинула, горячим воздухом осушила, Вихрю довольную в чулан отправила, на диван усадила, горячий чай подала.

А на Яге-то ни парика не было, ни носа, ни бровей. Только шляпа Иванова.

Кошка Мег с подозрением прыгнула на изголовье дивана и ей о щеку потерлась, шляпу понюхала внимательно.

— Куда дела брови, Яга? И нос? И парик?

— Так вот она, кошка Мег, — сгребли ее железные руки под живот неожиданно, кошка Мег даже возмутиться не успела, а уже оказалась на коленях...

— Иван-дурак! — воскликнула она. — Ты ведь дурак Иван, мы тебя давеча спровадили.

— Плохо спровадили, значит, — усмехнулся Иван-дурак. И ей под шеей почесал.

Замурчала кошка Мег — любила она больше всего на свете, когда ей в этом самом месте чешут.

— Ласковая какая, — усмехнулся Иван, и вторую руку на спинку дивана положил. Чтобы и Ягу-Ясю обнимать.

— Ага... Когда вредничать не начинает,