– Но мы и не скрывали, – сказал Толя.

Сказал уверенно и спокойно, хотя на самом деле волновался.

Потому что он первый раз говорил с Андреем Павловичем вот так. С глазу на глаз, в его кабинете, сидя в глубоком кожаном кресле, за журнальным столиком, на котором стояли бутылка виски и два низких тяжелых стакана. Андрей Павлович налил себе и Толе по чуть-чуть, отхлебнул глоточек.

Сегодня Толя приехал к Ане на дачу, они сидели на третьем этаже, и вдруг ей позвонили по внутреннему: папа приехал, зовет. Она спустилась вниз, вернулась растерянная: «Папа хочет с тобой поговорить. Через час».

Через час он сидел в кабинете Андрея Павловича, стараясь не озираться.

– Я всё знаю, – повторил Андрей Павлович.

Толя светски улыбнулся.

– Я всё знаю, – в третий раз сказал Андрей Павлович. – Но я не осуждаю вас и тем более Анечку. Молодость. Свобода. Это правильно. Никто не собирается вас хватать и кричать: «Соблазнил – женись!»

Толя опустил глаза.

– Дело обстоит ровно наоборот, – сказал Андрей Павлович. – Я буду откровенно, по-мужски. Без обид, ладно?

– Конечно, – сказал Толя.

– Вы очень милый молодой человек. Вы меня вполне устраиваете как студенческий дружок моей дочери. Но вы меня абсолютно не устраиваете как ее будущий муж. Ваша женитьба на Анечке невозможна, запомните раз и навсегда. У меня насчет ее судьбы совсем другие планы. И вы, как умный человек, это прекрасно понимаете.

– И что поэтому? – спросил Толя.

– Вы на третьем курсе, так? Сейчас осень. К весне расстанетесь. Но пусть она вас сама бросит. Но чтоб ей не было больно. Найдите способ, чтоб она вас просто разлюбила. Например, постепенно станьте скучным, унылым занудой. В общем, понятно. Надеюсь, в будущем смогу вам немножко помочь, в смысле карьеры.

– Понятно, – сказал Толя. – Только зря вы всё это.

– То есть? – нахмурился Андрей Павлович.

– Я вовсе не хотел на ней жениться, – сказал Толя.

– Как? – воскликнул Андрей Павлович.

– Да очень просто! – Толя даже вскочил на ноги. – Давайте откровенно. По-мужски. Аня – хорошая девочка, да. Ну и всё. Почему я должен на ней жениться? В смысле должен хотеть на ней жениться?

– Вон отсюда, – устало сказал Андрей Павлович.

В коридоре Толю ждала Аня.

– Значит, хорошая девочка и всё? – прошипела она.

– Поехали ко мне, – сказал он. – А завтра с утра – в загс.

– Спасибо, я подумаю. Тебя довезти до станции?

– Сам дойду.

– Два километра, – сказала она.

– Ничего, – сказал он. – Заодно прогуляюсь.

свой круг

А давайте сбегаем на сторону Толи из предыдущего рассказа.

Может быть, он прав, что не хочет жениться на Ане?

И не потому, что он ее недостаточно любит.

Что такое «любить»?

Это значит в том числе еще и трезво оценивать ситуацию. Потому что если не трезво, то тогда получается любовный бред, влюбленность в звезду экрана или подиума.

Но вернемся к нашим ребятам.

Представим себе, как Толя приезжает к Ане на дачу, даже когда она его привозит на своей машине. Его с головы до ног оглядывает охрана. Его давит роскошь гостиных, каминов, бассейнов, лужаек, собак. Надменная мама выдавливает из себя улыбку. Папа вообще не показывается, и Аня говорит: «он в Давосе», «он в Кремле», «он у „самого“».

Зачем это надо Толе?

У него есть собственная гордость.

Конечно, Аня очень мила. Красивая, умная, сексуальная. Всё, что хотите.

Но жениться на Ане (даже если папа согласится) – это каждую минуту знать и чувствовать: всё, чем ты пользуешься, заработал не ты. Значит, надо вести себя соответственно. И знать, что ты такого всё равно никогда не заработаешь. Для того чтобы Толе сравняться с Аниным папой, нужен распад государства, новые 1990-е… Избави Бог. Ну или Толя вдруг изобретет что-то типа «Фейсбука». На это нельзя всерьез рассчитывать.

Но и Ане бросать папин дом и переселяться в скромную квартиру – тоже как-то глупо, странно и смешно. Нелепо.

Наверное, существуют непреодолимые социальные барьеры.

Точнее, есть барьеры, издержки от преодоления которых – запретительно высоки.

И не надо про любовь, для которой нет преград.

Любовь – это еще и разум. Любовь чувствует преграду и отступает.

Наверное, правильно делает.

уникальный специалист

Саша курил трубку. Он говорил, что трубка позволяет меньше курить. Может быть, так оно и есть. Во всяком случае, он курил немного: после обеда, после кофе, иногда на прогулке, хотя какие там прогулки у тридцатилетнего консультанта по защите инвестиций? Работа с утра до ночи плюс командировки. Зарубежные тоже, кстати.

Трубка, кроме того, придавала дополнительную элегантность. Это нравилось Алине, Сашиной жене. Она даже стала немножко разбираться в трубках. В смысле отличать одну от другой.

Однажды Саша, придя с работы и поужинав, уселся в кресло и стал закуривать.

– Ага, – сказала Алина. – А у тебя новая трубка!

– Да, – сказал Саша. – Есть у нас в отделе такой Иван Карлович, я тебе говорил, кажется. Был в Англии в командировке, привез в подарок.

– Ему что-то от тебя надо? – спросила Алина.

– Не думаю, – сказал Саша. – Так, знак внимания.

Потом был новый знак внимания от Ивана Карловича: миленькая кожаная ключница «Лоншам». Потом, под Новый год, галстук фирмы «Ланвен». Примерно раз в два-три месяца Иван Карлович баловал Сашу каким-нибудь элегантным подарком.

Алина начала беспокоиться. Саша был очень красивый и изысканный. Она боялась, что его соблазняет пожилой гомосексуалист.

Она даже устроила Саше скандал. Он пришел домой в половине второго и сказал, что у него был деловой ужин с коллегами, поэтому пришлось выключить мобильник.

– Иван Карлович тоже был? – сощурилась Алина.

– Да, разумеется.

– Еще раз услышу про этого педика, из дома выгоню! – закричала Алина.

– Что ты, что ты, – всплеснул руками Саша. – Иван Карлович женат!

– Что ему от тебя надо?

– Ну, не знаю, – вздохнул Саша. – Может быть, отеческие чувства. У него нет детей. Но вообще он уникальный специалист, мне полезно с ним общаться. Не сердись, родная. И не думай всякую ерунду.