— Командир позвал спецов, один из них — Шамиль — хорошо изучил у арабов искусство пытки. Кафиров положили на землю, лицом вниз, араб садился на них сверху, и давил на какие-то точки. Из-под одного из щенков потекло, он обделался, а другой тоже обделался, но не так быстро. Шамиль подошел к командиру, и посоветовал более крепкого убить, а обгадившегося по полной программе допросить еще раз, с пристрастием. Наш командир молча кивнул, и все воины ислама образовали круг. Слабого кафира повернули лицом к тому месту, где Шамиль собирался сделать богоугодное дело.

— Богоугодное? — удивился хозяин.

— Богоугодное! — Муса посмотрел на брата нехорошим взглядом. — Ты, брат, вижу, тут теряешь боевой дух. Каждая смерть кафира угодна Аллаху — чем больше ты отправишь их в Ад, тем больше шанса у тебя встретиться после смерти с гуриями. Так вот, сильного кафира держали четверо, а Шамиль резал его большим ножом, как барана. Он отрезал ему части тела по кусочкам. Кафир орал как сирена.

Мальчишки засмеялись: им очень понравилось сравнение воплей убиваемого русского с сиреной.

— Шамиль превратил кафира в анатомическое пособие. Нам такие показывали в школе, когда я учился в Новогрозненском. Трусливый кафир рыдал, а когда его тоже потащили на разделку, он признался, что знает частоту. Им и вправду ее не говорили, но он случайно узнал. Он может сообщить, что на маршруте все спокойно, если ему пообещают сохранить жизнь. Командир пообещал, и забрал кафира к себе в землянку. Тот только один раз передал русским сообщение, соврал, что командир группы куда-то отошел, поручил ему выйти на связь… Ему больше не разрешили передавать, русские могли заподозрить что-то. Они и так должны были заподозрить, но, хвала Аллаху, этого не случилось. Просто эту часть русских еще никогда не били серьезно, они были не ученые горьким опытом, поэтому схавали все, что нам было нужно. А утром третьего марта дозор передал, что колонна русских поднимается в гору по направлению к нам.

— Я передал, — гордо сказал Якуб, до этого все время молчавший.

— Да, это был Якуб. Тогда командир, для поднятия боевого духа позвал Шамиля, и выдал ему кафира. Все парни собрались вокруг него, и Шамиль разрезал пса на куски, как и первого. Кровь бросилась нам в голову, и мы нетерпеливо ждали, когда рыжие псы придут на место бойни… Вернулись дозорные, Якуб вернулся, и через сорок пять минут стал слышен шум от техники. Кровь застучала у меня в висках, я приготовил «Муху» и думал только об одном, как не промахнуться. Мной овладел «ях». Показалась колонна. Впереди шел танк с тралом, и я подумал, как прав был наш инструктор, который не разрешил ставить мины на дороге — это могло сорвать всю операцию. А так танк спокойно прошел мимо нас и начал подниматься в гору. За ним следовали еще один танк, и четыре БМП, «Урал»; там, в лесу, еще не доехала до нас другая техника, но ждать ее уже было некогда. Командир закричал: «Аллах акбар»!! И мы открыли огонь.

В комнате царил сумрак, светлели только огоньки сигарет, но никто не вставал, чтобы зажечь свет. В глазах мальчишек читалась вся представляемая ими картина: лоскуты снега на земле, могучие деревья, рев техники, запах топлива, голоса солдат, и бесстрашные чеченцы, как волки, кидающиеся на врага из засады. Представление великой битвы кружило им голову, и многое они отдали бы, чтобы не дядя Муса, а они вставали в то утро в окопе, прижимая к плечу гранатомет, яростно выкрикивая боевой клич и отдавая все свое сердце «яху».

Дым сражения витал в воздухе. Женщины уже устали ждать мужчин, но никто не осмеливался потревожить их.

— Я выстрелил, но попал или не попал — не знаю. Там, на поляне, все как-то сразу взорвалось. А баран Супьян не смог подбить русский танк с тралом, косорукий осел, и тот рванул вверх по склону, развернул свою пушку, и ударил нам во фланг. Я стрелял в сторону врага, там все горело и плавилось, но из леса по нам открыли стрельбу, их мерзкие АГСы доставили нам массу проблем, и многие из нашего отряда стали шахидами. Супьян никак не мог справиться с первым танком; второй взорвался так, что с него улетела башня, а первый стрелял как заведенный, и Супьян все-таки стал шахидом. Атака пошла не так, как нам хотелось, и командир приказал отходить — мы выполнили свою задачу. Но потерь было слишком много, и этого нужно было избежать. Я не получил ни одной царапины, Якуб тоже, и мы стали быстро отходить.

Муса опять попросил водки. Снова выпили сто грамм, снова закусили, закурили, и рассказчик приступил к апофеозу.

— Да, мы с Якубом не получили ни одной царапины, и благополучно вышли из-под огня кафиров, но дальше в лесу, совершенно неожиданно на нас свалились русские мины. Откуда их принесло? Разрыв был совсем рядом, меня посекло осколками, я упал, и, кажется, потерял сознание, потому что очнулся я уже далеко от этого места. Меня вынес Якуб. Он протащил меня на себе не один километр — настоящий друг.

В темноте уже нельзя было разглядеть выражение лица Якуба; что он думал об этом — улыбался ли, грустил, или что еще. Может быть, скромно покраснел, а может принял как должное. Да это и не важно — он сделал то, что должен был сделать, и совесть его была чиста.

— С тех пор я стал хромать. Но остался жив, и еще много полезного смог сделать для нашей Родины… Как-нибудь потом расскажу.

Минут пять чеченцы молча сидели в темноте. Каждый думал о своем. Потом Арсан встал, и включил освещение, он взглянул на часы и обратился к гостям:

— Пойдем, посмотрим фильм. Про террористов.

* * *

Последующие два дня прошли в развлечениях.

Во-первых, радушный хозяин затопил гостям баню, и непривычные к этому Муса и Якуб очень насмешили хозяина, когда не смогли выдержать в парилке положенных двадцати минут. Это дало повод Арсан для многочисленных шуток и подколов. Пока, наконец, взвинченный Муса не крикнул, что просидит сорок минут подряд. Он выполнил своё обещание, но ровно через сорок минут с криком вылетел из бани и плюхнулся в огромный бак с холодной водой. На его лице было написано неземное блаженство. Арсан улыбнулся, и признал себя побежденным. Муса опять подумал, что брат незаметно для самого себя обрусел: живи он дома, в родной Ичкерии, никогда в жизни и ни в чем не признал бы он поражения.

Во-вторых, Арсан повез гостей на рыбалку. Для них и это занятие оказалось малознакомым. Хозяину пришлось показывать все с нуля: помогать забрасывать спиннинг, удочки, распутывать леску, подбирать блесну и многое другое, что составляет традиционные рыбацкие премудрости.

Наконец Муса спросил, нельзя ли просто кинуть гранату, и собрать столько рыбы, сколько надо. На это смеющийся Арсан просто ответил, что если ему надо будет рыбы, то он купит ее у местных рыбаков за ту же водку, вообще не выезжая на Дон; но для него важен сам процесс, а не его результат. Муса потихоньку, незаметно для брата, скрипнул зубами.

А вот Якубу рыбалка тоже понравилась. Он ходил по берегу, закидывал спиннинг, а когда сумел поймать небольшую щуку, то на его бородатом лице было написано неподдельное счастье.

Пока окрыленный Якуб помчался добывать новые рыбацкие трофеи, братья сидели с удочками рядышком, и Муса, пристально глядя на поплавок, начал, наконец, разговор о том, ради чего он, собственно говоря, сюда и приехал.