– Мы забрались на чердак и переступили черту, нарисованную краской. Чемп сидел у подножия деревянной башни, но затащить его наверх нам было никак, поэтому мы дождались, пока башня не превратилась в пустое здание из сланца.

Кристофер пробормотал:

– Хотите – верьте, хотите – нет, но я собирался рассказать в точности то же самое.

Граф бросил на него косой недоверчивый взгляд.

– Честное слово, – подтвердил Кристофер. – Я думал, что вы и сам догадаетесь.

– Догадался, более или менее, – ответил граф Роберт. Ледяное выражение его лица слегка подтаяло, до намека на улыбку. – Здорово вам не повезло: вляпаться в обе эти башни одну за другой. Нам с Хьюго они уже сто лет не попадались. Ну ладно, давайте решать, что нам делать дальше. Лучше бы вас никто не видел в таком виде. Тут совсем поблизости бродит Амос, причем в ярости…

– Из-за нас? – тревожно уточнил я.

– Нет-нет, из-за одного известия, которое я ему только что сообщил, – ответил граф. – Но в любом случае, лучше бы ему не видеть здесь ни вас, ни Чемпа. Если он узнает, где вы шлялись, уволит обоих на месте, так что… – Он чуть призадумался. – Собаку давайте сюда. Мы с Хьюго отмоем его в моих покоях – по счастью, все знают, что мы с Чемпом большие друзья, – а потом я отведу его на конюшню. А вы ступайте переоденьтесь в чистое, а то точно влипнете.

Мы произнесли хором с неподдельной благодарностью:

– Спасибо большое, милорд.

Граф Роберт улыбнулся. Вид у него, когда он улыбался, был печальный.

– Да не за что. Сюда, Чемп!

Кристофер выпустил из руки шейный платок. Собственно, это был уже бывший шейный платок, он успел превратиться в грязную веревку. Чемп тут же взвился на задние лапы и попытался положить передние графу на плечи, прямо на парадный фрак. Граф успел перехватить лапы – было видно, что ему это далеко не впервой, – и сказал:

– Сидеть, Чемп! Я тебя тоже люблю, но всему свое место и время.

Он поставил Чемпа на все четыре лапы и крепко сжал в руке бывший платок.

– Давайте шлепайте, – сказал он нам.

Мы понеслись по чердачной лестнице. Я оглянулся и увидел, как граф Роберт при помощи своей начищенной туфли загоняет Чемпа в лифт, предназначенный для Семейства.

– Давай же, дурачина! – приговаривал он. – Ничего в этом нет страшного. Или что, хочешь иметь дело с рассвирепевшим Амосом?

Мы бежали в гардеробную, вид у Кристофера был страшно возбужденный.

– Я все угадал правильно, Грант! Ты же слышал, что сказал граф? Там, кроме двух этих жутких башен, еще куча всяких штук. В одной из них и сидит Милли. Пойдешь завтра со мной вместе ее искать – у нас ведь утро свободно?

Как же не пойти. Мне очень хотелось еще там полазить. В следующий раз, решил я, возьму с собой фотоаппарат, соберу неопровержимые доказательства существования других миров, или измерений, или как их там.

Но до того, понятное дело, нужно было переодеться в чистую одежду, спрятать грязную в пустой комнате и рысью примчаться на ужин. А потом еще предстояло подпирать стену в столовой зале с этими дурацкими салфетками через руку, пока мистер Амос, Эндрю и еще два лакея будут подавать Семейству Ужин. Мы страшно боялись, что еще в чем-нибудь провинимся. Мистер Амос так и не утихомирился. Не знаю, что уж там сказал ему граф Роберт, но яростью мистер Амос в результате накачался под пробочку и теперь напоминал грушевидный воздушный шарик, из которого с шипением выходит газ. Эндрю и двое его коллег ходили вокруг него на цыпочках. Мы с Кристофером старались, по мере сил, слиться со стеной.

Графиня тоже была в ярости, вот только держать ярость под пробочкой у нее получалось куда хуже, чем у мистера Амоса. Да в ее положении этого и не требовалось. В тот вечер все было не слава богу. На бокале ее, заявила она, был отпечаток пальца, на вилке – пылинка, а на салфетке – след ржавчины. После этого она обнаружила след розовой полировальной пасты на солонке. Всякий раз одного из нас посылали – пулей – принести замену тому, что ей не понравилось, она же в ожидании обращала глаза на графа Роберта, раскрывала их пошире и выдавала одно из своих «почему?». Когда я вернулся со сверкающей солонкой на замену, она как раз говорила:

– Послушай, друг мой, но пора бы уже отказаться от этой детской привычки потакать только своим прихотям.

Граф Роберт умел дать ей отпор – у меня бы так не получилось. Он улыбнулся и сказал:

– Мама, ты же сама попросила меня это устроить.

– Но не сейчас, Роберт. Не в тот момент, когда в доме ожидается общество по случаю празднования твоей помолвки! – ответила графиня. – Амос, тарелка грязная. Видите эту вот точечку на бортике?

Мистер Амос нагнулся над ее плечом и рассмотрел тарелку.

– Полагаю, что это часть узора, миледи. – Произнося эти слова, он бросил на графа Роберта злобный взгляд. – Я распоряжусь, чтобы ее немедленно заменили, – добавил он и щелкнул пальцами, подзывая Кристофера.

Когда Кристофер примчался обратно с чистой тарелкой, графу Роберту уже приходилось совсем туго.

– И ты даже не подумал о том, где эта твоя новая штатная единица будет питаться, – распиналась графиня. – А ведь сколько сил я потратила на то, чтобы научить тебя: джентльмен обязан думать об интересах других! Ты приводишь меня в отчаяние, Роберт! Ты ведешь себя как избалованный ребенок. Избалованный и эгоистичный! Я, я, я! До чего же ты слабохарактерный! Почему так трудно хотя бы раз проявить здравомыслие? Почему?

Вставая на свое место у стены, Кристофер закатил глаза – так, чтобы только я видел. Действительно, было очень странно смотреть, как графиня распекает графа Роберта (не надо забывать, что именно он был владельцем Столлери), точно шестилетнего карапуза, будто нет вокруг лакеев, застывших как деревянные изваяния, да и мы ее не слушаем, и мистер Амос не стоит у стола, злорадствуя по поводу того, что граф попал в переделку. Лично мне было очень неловко. При этом мне очень хотелось понять, чем же граф Роберт так вывел из себя графиню и мистера Амоса.

К этому времени графиня уже начала повествовать о том, какую слабохарактерность граф Роберт проявлял, когда учился ходить, и долго перечисляла все его прегрешения, совершенные в возрасте двух, четырех и десяти лет. Граф просто сидел и терпел. Леди Фелиция склонилась к самой тарелке. Впрочем, и ей перепало внимание графини.

– Я рада, что ты справилась со своей глупой мнительностью и опять начала есть, милочка.

– Это был пустяк, мама, – сказала леди Фелиция.

Тут графиня велела мистеру Амосу отправить рыбу обратно на кухню, потому что рыба, видите ли, переварена. Мистер Амос щелкнул пальцами, чтобы я ее забрал.

– И не забудь слово в слово передать главному повару, – сказал он, передавая мне нагруженный поднос, – что именно сочла недопустимым ее светлость.

Следующий отрывок разговора я пропустил, потому что шагал по коридору, через вертящуюся дверь, по ступеням в подклеть и потом на кухню, но Кристофер мне потом сказал, что ничего нового в этом отрывке не было. На кухне главный повар упер руки в бока и уставился на меня смешливым взглядом. Все лакеи называли его великим диктатором, однако мне казалось, что он симпатичнейший дядька.