Неудивительно, что борьба с религией была объявлена, одной из первоочередных задач ленинского режима. Под лозунгом «Отречемся от старого мира!» православные храмы в России разрушались до основания или осквернялись и использовались как развлекательные центры, а то и как складские помещения. Священнослужители подвергались аресту, а затем расстрелу без суда и следствия. Лишь редким из них выпадало «счастье» оказаться в ГУЛАГе.

Естественно, что на беспощадную борьбу с духовным гнётом народа ориентировались и младшие братья большевиков в Улан-Баторе.

«Ваша впасть и ламы не могут одновременно существовать, — предписывал им Коминтерн. — Кто-нибудь из них победит. Стало быть, совместной с ламами власти не может быть. Отсюда следует, что против лам надо бороться и уничтожать их».[113]

Но в Улан-Баторе ленинская позиция в отношении религии пс находила понимания. Там придерживались иного мнения. Там исходили из того, что для простого арата ламаистский монастырь из века в век был очагом-хранителем древней самобытной монгольской культуры, а лама — живым воплощением вековых традиций, нравов, обычаев. Какой монгол осмелится поднять руку на ламу и разрушить монастырь?!

«В нашей стране, решая вопрос о борьбе с ламством, приходится быть крайне осторожным, — сигнализировали в Москву из Улан-Батора, — дело в том, что не только простые члены, но и некоторые ответственные работники партии веруют в бога, поэтому очень трудно решать вопрос о борьбе с ламством».[114]

Вопрос о ламах стал главным на состоявшейся в ноябре 1934 г. советско-монгольской встрече на высшем уровне. С советской стороны в ней приняли участие: И. Сталин, К. Ворошилов, В. Молотов, А. Жданов, С. Сокольников, Л. Каганович и Ш. Элиава, а с монгольской — П. Генден (премьер-министр МНР), X. Чойбалсан, Р. Менд и О. Дашчиров.

Ниже приводятся фрагменты стенограммы этой встречи:

«Генден: Некоторые советские руководящие товарищи, посещавшие Монголию, предлагали послать наших хороших партийцев, имеющих особую подготовку, работать среди лам в монастырях. Там они должны выглядеть, как истинно верующие ламы, но на самом деле выполнять особую работу. И это было бы полезно для нас, говорят они. Лично я думаю, что в данный момент это невозможно и неосуществимо.

Сталин: Почему это дело представляется трудным?

Генден: У нас нет людей с соответствующей подготовкой.

Сталин: Тогда ничего не остается, как только ждать.

Генден: Поскольку вопрос о ламах чрезвычайно трудный и тонкий, хотел бы непременно получить от вас совет: бороться против них, только издав соответствующий закон о методах борьбы с ними, или нужно еще подключать пропаганду.

Ворошилов: Кто имеет большее влияние среди народных масс — партия и правительство или ламы?

Генден: Должно быть, ламы.

Ворошилов: По-вашему получается, что перед народом, собравшимся на религиозный молебен, нельзя делать агитационно-пропагандистский доклад?

Генден: Если такой доклад будет делать служебное лицо, являющееся работником партии и властей, то араты могут понять его так, что он пропагандирует идею уничтожения религии. Если будет говорить обыкновенный гражданин, так его не будут воспринимать, его никто не будет слушать или будут принимать за полоумного.

Сталин: Вы готовы расписаться в своем бессилии перед ламами.

Генден: Конечно, мы воздействуем на лам. Только они имеют большее, чем мы, влияние среди аратов».[115]

В следующем 1935 г. П. Генден вновь в Москве для очередной встречи со Сталиным. Его сопровождают Г. Демид и Д. Намсрай. С советской стороны в переговорах приняли участие К. Ворошилов и В. Молотов. На повестке дня все тот же вопрос о ламах:

«Молотов: Наш нынешний разговор не судебное заседание. Мы не обвиняем вас, Гендена, а говорим от искреннего сердца, желая укрепить ваш государственный суверенитет… Товарищ Сталин верно сказал, что если вы не будете бороться с ламами, то нет смысла помогать вам. Потому что власть лам сильнее правительства, возглавляемого Генденом…

…Сталин: Вообще говоря, Генден в деле борьбы с ламством потерял главную линию революции. Не дав отпора внешним захватчикам и феодалам, он поддался правому уклону. Правый уклон наносит делу больший вред, чем левый. Чтобы принять пищу, нужно захотеть. Так же, чтобы бороться с врагами независимости Монголии и ламами, нужно желание… Создается впечатление, что товарищи Генден и Намсрай не имеют никакого желания и стремления бороться против лам, являющихся врагами революции. Что вам нужно? Вам нужно бороться за укрепление независимости и суверенитета своей страны, это важнее всего, а ваши враги — ламы».[116]

Судьба П. Гендена была решена.

В 1936 г. в Москву из Улан-Батора прибыл новый глава правительства МНР А. Амар. О том, как протекала его беседа со Сталиным, он рассказал монгольскому писателю Бямбыну Ренчину, волей случая оказавшемуся в тот момент в Москве.

«Со слезами на глазах, — вспоминал впоследствии монгольский писатель, — Амар поведал мне следующее: «Меня принял Сталин и потребовал немедленно уничтожить лам в Монголии. Он сказал, что мы сами знаем, как их надо уничтожать. Но важнее, сказал оп, дать вам как главе правительства личный совет; как провести эту операцию. Итак, Монголия должна уничтожить сто тысяч лам. Я давал всяческие разъяснения, но он их не принял».[117]

Каждая из сторон отстаивала свою точку зрения. Москва усиливала давление, Улан-Батор как мог сопротивлялся.

…В добровольно-принудительном порядке в братскую Монголию перекочевал советский опыт коллективизации сельского хозяйства. Для страны, где веками основу национальной экономики составляло пастбищное животноводство, поголовная коллективизация по-советски обернулась подлинным национальным бедствием. Араты сопротивлялись ей изо всех сил.

Лишь в 1959 г. промосковски настроенный Цеденбал, правивший Монголией более трех десятилетий, решился официально объявить об «успешном» завершении коллективизации, приравняв ее к победе народной революции 1921 г.

Нельзя не отметить, что монгольский эксперимент сопровождался мощным и непрерывным потоком финансовой, экономической, научно-технической, военной и прочей помощи, вплоть до бесперебойной посылки в Монголию многочисленных отрядов советских высококвалифицированных инженеров, техников и просто опытных рабочих различных специальностей. В результате Монголия выбиралась из средневековья и все более зримо приобщалась к современности. В различных районах страны возникали современные города — Дархан, Эрдэнэт, Баганур, Бор-Ундур, Хутул. Строились сотни народно-хозяйственных объектов. Зарождались новые отрасли экономики. Из года в год ширилась сеть учебных заведений и больниц. К монголам пришло электричество, водопровод, центральное отопление и прочие атрибуты современной жизни. Все это так. Из песни слова не выкинешь. Но главное — каков конечный итог?