– Узнаете? – Милиционер обратился к «быкам», но просьбу Королева услышал и подвинулся.

– Он, – кивнул тот, что стоял напротив Лехи в ту августовскую ночь.

– Мы к нему претензий не имеем, – добавил «бык» со шрамом.

– Это не вы теперь претензии предъявлять будете. Свободны, – строго сказал майор. – Снова здравствуй, Леша. Узнал парней? Смекаешь, че к чему? Давай, расскажи мне, что вы с твоим другом ночью на площадке делали? В теннис играли?

– Шел мимо, увидел Игоря. Подошли трое, началась драка. Нас побили. – План на допросы был прежний: все отрицать, не говорить лишнего.

– Где вы с Игорем ни окажетесь – всюду неприятности.

– Как он? – просто спросил Леха.

– Лучше нас с тобой, – усмехнулся майор. – Объясни мне, Королев, зачем ты ввязываешься во все это? Чего тебе не хватает?

Леха чувствовал, что спуск и подъем по лестнице на первый этаж лишили его остатка сил. Синяки разболелись, а ребра начали ныть. Он без церемоний достал подушку из-за спины милиционера и прилег, оставив ноги на полу. Голова мало что соображала.

– Вы ж сами говорили, товарищ майор, всем до нас по херу. Так и нам до всех становится, – ответил Королев.

– Вот здесь ты ошибаешься, – покачал головой майор. – Давай я тебе расскажу историю на сон грядущий. Вызывают меня в конце марта на один завод. Обчистили, говорят, ювелирный цех, шестнадцать килограммов платины вынесли. Я говорю, к такому делу ОБХСС надо подключать, а то кого и повыше. Они отвечают: понятное дело, но это же чистое воровство, кто-то из местных. В ОБХСС мне то же самое говорят, и даже там, где повыше, прозрачно намекают, мол, давай, майор милиции, ты один раз себя проявил, вот подтверди оказанное доверие. Я, дурак, подтвердил. Начал, так сказать, следствие. Я, конечно, дурак, но когда мне вас с Игорьком подсовывать начали, тут и я почуял неладное. Отыскал вас, что несложно, поговорил. Вижу, что-то вам подсунули, но точно не все. Вот тут я и ошибся. Отпустил вас. Надо было вас до последнего в камере держать. Я думал, вы-то никуда не денетесь. Скажу, что вы чистые, и дожму вашего зама. Дожал. Он от сердечного приступа скончался. С этой стороны – тупик. Ну и вы хитрее оказались. Не думал я, что у вас ума хватит на дно лечь. Я начал вас подталкивать: Виталю отпустил, Цыганкова по моей просьбе с работы выгнали, друга вашего попугал. Чего уж там, и слежку за вами устраивал, и обыски повторные без разрешения проводил. Не сам, конечно, но человека своего подсылал. Вы, ребята, залегли как надо. Только, Леша, это не конец истории. Это только начало. Время идет, а никто меня не дергает, никто не торопит. В другой бы раз мне жопу сто раз намылили, а тут тишина. Никому платина не нужна, как забыли. Я, честно, сам с другими делами забывать начал. На нет и суда нет. Тут вы опять, как всегда, не вовремя. Поздравляю Цыганкова, хорошо с огурцами придумал, не пропадет он в тюрьме.

– А я?

– А ты, Королев, и на воле пропадешь. – Майор, казалось, утомился не меньше Лехи. – Понимаешь, здесь такие силы замешаны, что им не только до тебя, но и до меня по херу. Сейчас про тебя забыли, а потом вдруг вспомнят. Возьми платину, протри тряпочкой, чтоб без отпечатков, и забрось на территорию завода или ко мне в милицию, тебе поближе. Потом иди в армию, а лучше всего в ней и оставайся.

– Про армию понял, а про слитки – первый раз слышу.

– Вот и правильно. – Майор встал и похлопал себя по карманам. – Папиросой не угостишь?

Королев со стоном дотянулся до кармана халата и протянул пачку.

– Благодарю.

– Виталия поймали?

– Куда он денется? Сидит, на всех показания дает. На всех, кроме Игоря. Боится его.

– Правильно делает, – усмехнулся Королев.

– Про армию ты серьезно подумай: время сейчас мирное, с американцами в космос летаем, послужишь, по стране поездишь, может, до офицера дослужишься, тогда и возвращаться не придется.

* * *

Леха собрал все немногочисленные вещи, переоделся в чистую одежду, принесенную матерью заранее, и сел на койку. При других условиях эти пять дней в больнице можно было бы считать отпуском, но безделье воскресило все плохие мысли: тоску по Ирке и неясное томление по Шуре, разговор с майором, отъезд в армию, предстоящий суд над Игорем и угрозы Ивана. Что делать с платиной? Где она вообще? Успеет он сбежать от проблем в армию? Если сбежит, проблемы исчезнут? Мучиться всем этим не хватало сил, выходить на улицу навстречу неизвестности тоже было страшно.

– Привет, Леш. Тебя уже выписывают? – Ветка стояла с мешком и растерянно хлопала глазами. – Как здоровье?

– Нормально, повязку сегодня поменяли. Вроде ребра срастаются хорошо, синяки только болят еще, а… – Леха понял, что Ветка его не слушает. – Ты че хотела?

– К Игорю не пускают никого. Милиционер прям под дверью сидит, уперся, и ни в какую. Даже передачу не разрешил. – Было видно, что еще немного – и она расплачется. – Как он вообще?

– Не знаю. Майор говорил, что хорошо. Скоро переведут его.

– В тюрьму? – всхлипнула Ветка. – Хоть бы яблоки передали, говорят, даже в тюрьму передавать можно…

– Не расстраивайся, сейчас придумаем что-нибудь, – попытался утешить ее Леха.

Пошел к регистратуре, по дороге улыбкой прощаясь с медсестрами. На улице он закурил и обратился к Ветке:

– У него третья палата, на втором этаже.

Они прошли вдоль корпуса, огибая лужи, и остановились с другой стороны, задрав головы вверх.

– Вот это, – неуверенно указал на окно Леха и свистнул. Не так громко, как умел Цыганков, но пронзительно высоко. Немного подождал и свистнул еще раз. За соседним окном появился размытый силуэт в бинтах. Грязное окно скрывало детали, но было видно, что фигура возится с форточкой.

– Меня выписали! Ветка к тебе пришла! Ее не пустили!

Цыганков покивал и, кажется, улыбнулся.

– Яблоки тебе закинуть?

Игорь помотал головой.

– Скажи ему что-нибудь, – сказал Леха Ветке, но она только всхлипывала. – Тебе надо че?!

– Свиней покорми! Сарай почисть! – выкрикнул из палаты Цыганков.

На этих словах Ветка разрыдалась во весь голос и не видела, как Игорь поднес указательный палец к губам. Потом Цыганков обернулся и исчез. На его месте возник милиционер, захлопнул форточку и, вытаращив глаза, погрозил кулаком. Леха не сдержался и, глядя на него, выразительно сплюнул под ноги. Потом приобнял плачущую Ветку и повел по асфальтовой дорожке к выходу.

– Хватит, хватит, – приговаривал Леха. – Че ты разошлась?

– Все навалилось, – пыталась успокоиться Ветка, продолжая всхлипывать. – Отец какой-то нервный весь, Белка заболела, а мне учиться надо. Если не буду в институте успевать, все пропущу. Я и так ничего не понимаю, я там самая глупая. Стараюсь, стараюсь – и ничего не выходит. Даже не знаю, что еще сделать, как себя изменить?