Все когда-нибудь заканчивается, закончилась и эта приятная поездка. Абдулгамид высадил его у развилки дорог с потрепанным временем указателем — «д. Знаменка 1 км». Снабдил его пакетом яблок, сверкнул глазами из-под бровей на предложение Матвея рассчитаться, махнул на прощание рукой и умчал в смеркающуюся даль.

Весь этот километр, по узкой, обсаженной с обеих сторон тополями дороге, Матвей прошагал, грея себя воспоминанием о простом общении с простым человеком — как он, оказывается, стосковался о подобном! Вот ведь парадокс — встретить в случайном человеке родственную душу и, несмотря на национальную разницу, найти так много общих тем для общения…

Он вздохнул и еще раз огляделся. Почти севшее солнце бросало густые тени от высоких, вездесущих тополей, прихотливо разлиновав эту сумрачную землю. Смутный план, основанный на каких-то смутных предположениях, разбился о неудобную реальность. Матвей стоял на небольшой площади, с огромной лужей по центру. Налево от него уходила в тень улочка с двумя домами, а справа — бордовое от закатных солнечных лучей длинное одноэтажное бревенчатое здание, вполне официального вида.

Его сильно угнетала полная тишина и безлюдье. Он тревожно оглянулся и вспомнил, что в деревне бабушки управа располагалась в очень похожем доме. Логически рассудив, что в русских деревнях все строится по раз и навсегда закрепленным лекалам, Матвей двинулся в его сторону, надеясь, что ему кто-нибудь да встретится. Но уже подходя ближе, он увидел — здание давно заброшено, окна заколочены, а перед невысоким крыльцом вырос небольшой куст. Крыша под покрытым зеленым мхом, шифером, кое-где просела и местами показывала свои трухлявые внутренности. Большой дуб обхватывал мощными ветками тщедушное тело здания, пытаясь стыдливо укрыть его убожество.

На стене возле входа сохранились вывески, написанные уже облезающей краской на простых кусках фанеры. Матвей подошел ближе и с внутренним содроганием прочитал — «Управа Знаменского сельского поселения», «Знаменский дом культуры», «Фельдшерский пункт д. Знаменка»… Видимо, здание в свои лучшие времена было культурным и официальным центром этой, как ни горько это было признать, брошенной деревни. И словно ставя последнюю точку в жизни этого печального места, на ветру трепыхался выцветший, но все еще ядовито-яркий плакат — «Примем волосы дорого…». Увы предприимчивые ребята, в этой юдоли вряд ли еще кто-нибудь и когда-нибудь сдаст вам волосы…

Н-да, положение его становилось совсем печальным — ночевать придется, он внимательно осмотрел доски закрывающие окна, в этом здании. Матвей еще раз глянул на два дома на противоположной стороне площади, но не увидев там ни огонька, ни дыма над трубами, окончательно утвердился в своем решении. Становилось все прохладней, и ему нужно было торопиться. Положив сумку на ступеньку крыльца, он попробовал на прочность одну из досок. К его удовлетворению, проржавевшие гвозди отказались ее держать, и доска легко оторвалась от рамы. Матвей заглянул в мутное стекло, но ничего не смог разглядеть — густой мрак мог таить в своей глубине что угодно.

Его неспешные размышления прервало грубое покашливание за спиной. Матвей быстро развернулся, зажав руках трухлявую доску, запоздало понимая ее иллюзорную защиту. Волосы на затылке зашевелились от взбурлившей в венах крови.

Он встретился глазами с мужиком, явно предпенсионных лет, стоящим в трех шагах за низким заборчиком, окружающим это здание по периметру. В его руках покачивалась увесистая дубина, весьма грозная на вид. Да и сам мужик не являл пример доброжелательства и гостеприимства — насупившись, перекатывая погасшую папиросу в углу рта, он сердито смотрел на Матвея.

Одет он был простенько — клетчатая рубаха, поношенный пиджачок, брюки, заправленные в пыльные сапоги.

Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Первым не выдержал Матвей, немного нервно пробормотав:

— Здрасте… а я тут ищу кого-нибудь…

Мужик, ничего не отвечая, смотрел в упор на Матвея. Повисла неловкая пауза. Матвею было крайне неудобно но он, из возникшего из ничего упрямства решил молчать до конца. Наконец мужчина сплюнул и ответил хриплым голосом.

— На хрена?

Матвей сначала опешил, но затем неожиданно для себя разозлился и вызывающе ответил, перенеся вес на другую ногу:

— Не понял… что — на хрена?

Мужик внимательно отследил его движение и нехотя пояснил:

— На хрена ищешь?

Матвей внимательней оглядел мужика. После схлынутого напряжения ему бросились в глаза подробности, пропущенные ранее — глубокие мешки под глазами, выдающие сильно пьющего человека, слабое дрожание рук и весьма потрепанную одежду. Несмотря на грозный вид он был не опасен. Матвей с ходу научился определять этот параметр, так важный для его выживания.

Он посмотрел на доску в своих руках и демонстративно откинул ее в сторону. Отряхнул руки и, глядя в глаза мужика, усмехнулся.

— На хрена… знать бы — на хрена…

Мужик также ощутимо расслабился и опустил дубинку, оперев ее торцом в носок грязных сапог. Матвей посмотрел поверх его головы на почти уже зашедшее солнце и решился:

— Батя у меня — с этой деревни. Подгорный — слышал?

Мужик удивленно поднял бровь, внимательно оглядел Матвея и еще раз сплюнул. Сурово сжал губы.

— А то… чё ж не слышать-то? У нас вона — цельная улица Подгорных… была, — и после паузы, чуть неуверенно: — а ты чей будешь?

Матвею понравился округлый говор незнакомца, от которого становилось теплей на сердце. Что-то касалось души от его простонародного построения фраз, что-то знакомое и трепетно хранимое. Но больше всего поразила информация о целой улице Подгорных. Неужели его смутный план имеет право на существование? И здесь есть его родственники по отцовской линии?

Глядя мужику в лицо и лелея тайную надежду, пояснил:

— Отца Леонид зовут… Алексеевич. Он здесь родился, вырос… потом уехал… так он мне рассказывал. А меня Матвей зовут…

С мужиком произошла немного пугающая трансформация — его глаза округлились, брови поднялись домиком, челюсть отвалилась. Он хлопнул себя по бедру и, показывая пальцем на Матвея, попытался что-то сказать. Матвей с тревогой следил за метаморфозой мужичка, уже жалея, что выбросил доску.

Наконец мужик совладал с собой и немного сдавленно спросил:

— И что — паспорт показать могешь?

Растерянный Матвей безропотно полез в карман и достал паспорт. После некоторого сомнения все же отдал его в чумазые руки мужика, справедливо рассудив, что сумеет в случае чего его забрать. Мужик долго, покряхтывая и хмыкая, рассматривал страницы. Наконец Матвею это надоело, он вырвал паспорт из рук мужика и, сунув его в карман, требовательно спросил:

— Ну?

Мужик в сомнении помолчал, достал папиросу, прикурил от зажженной спички и выпустил клуб дыма.

— Вона как… Старого Ляксея