Я обошла здание и нашла пожарный выход. Дверь была заперта, но я подумала, что ее можно отпереть изнутри. Вернувшись ко входу, я снова доехала на лифте до пятого этажа и отправилась на поиски Джо. В коридоре ее не было, поэтому я решила спросить на ресепшн «Энтона, Грабаевича и Носуэнд-жера», не видел ли кто ее.

Дежурная, стоя спиной ко мне, подшивала документы и разговаривала с кем-то по телефону:

– …позвонил сюда на прошлой неделе. Перед сочельником. Заставил меня вызвать мистера Грабаевича с собрания, заявив: «Вы что, не знаете, кто я такой?» А я не знала. До тех пор пока не услышала о нем в «Новостях». Думала, просто какой-то противный клиент… Я тебя не разыгрываю, здесь у меня все записано: дело было в пятницу, мистер Грабаевич собирался ехать к нему домой. Я должна стереть это. Омерзительно.

Я не смогла удержаться. Наклонилась над конторкой, перевернула несколько страниц настольного календаря. Пятница. Полдень. «Дэвид Зетракис», и далее его адрес. И ниже: «Изменения в завещании».

– Простите, – обратилась ко мне женщина. – Могу я вам чем-то помочь?

Я отпрыгнула назад, чувствуя себя застигнутой за неблаговидным занятием.

– Джо Рафферти все еще здесь?

Она показала в сторону конференц-зала.

Джо разговаривала с Нельсоном Грабаевичем, Чарлзом и Агнес.

– На улице съемочная группа «Новостей», – сказала я. – Можно избежать встречи с ними, спустившись по лестнице.

– Боже милостивый! – откликнулся Нельсон. – Мы, разумеется, не привыкли к такому.

Агнес Зетракис спросила у мужа:

– Мы можем поговорить с ними о «Ширазе»?

– Агнес, «Шираз» их совершенно не интересует. Они хотят…

– Но ты говорил, что хочешь сделать заявление. – Агнес взяла свою сумочку. Одета она была хорошо, но не стильно. – А у меня в машине есть материалы для прессы.

– Тогда мы присоединимся к вам позже. Нам с Уолли придется воспользоваться лестницей, – сказала Джо.

Кроме того, мне по-прежнему надо было в туалет. Я попросила извинения и вышла, а когда вернулась, в зале оставались только Джо и Грабаевич. Я сделала глубокий вдох.

– Мистер Грабаевич, я знаю, что Дэвид на прошлой неделе хотел изменить свое завещание. Мне просто интересно, сказал ли он вам, какие именно изменения хотел внести?

Нельсон и Джо посмотрели на меня с удивлением.

– Потому что, – продолжила я, – мне будет неловко принять мою долю, если он передумал оставлять иллюстрации мне.

– Мисс Шелли, смею заверить вас, Дэвид с самого начала предназначал эти литографии именно вам. Иллюстрации к «Книге джунглей», правильно? Он не успел ничего сказать мне об изменениях, но у меня сложилось впечатление, что он имел в виду что-то гораздо более ценное.

Джо спросила:

– И на чем было основано это впечатление?..

Нельсон помедлил с ответом.

– На том состоянии, в котором он пребывал, когда я разговаривал с ним в последний раз. Дэвид был очень возбужден.

– Вы говорили об этом в полиции? – поинтересовалась я.

– О да. Наша компания учитывает интересы клиентов, но при сложившихся обстоятельствах мы поняли, что необходимость сохранять конфиденциальность умерла вместе с одним из них.

Его слова дали нам с Джо пищу для разговора, который мы вели, спускаясь по лестнице.

– Это увеличивает список подозреваемых. – Джо старалась перекричать эхо наших шагов, разносившееся по лестничному колодцу. – Победителями сегодня оказались Чарлз и Агнес, я, а также такие игроки, как Клэй, Макс и, возможно, Трей, если эти скаковые лошади хорошо бегают. Длинный список.

– Хочешь сказать, кто-то застрелил Дэвида, чтобы его не вычеркнули из завещания? Если это так, то тебя можно исключить. Тебе не нужен Климт.

– Правильно, – кивнула Джо, – но я знаю богатых людей – миллионеров, – которые поубивали бы друг друга из-за подарочного сертификата на обед в «Сиззлере».

Я спустилась на несколько ступенек и спросила:

– Не хочу совать нос в чужие дела, но как давно вы с Чарлзом знаете друг друга?

– Я не видела его лет сто, – призналась Джо. – Но когда-то мы были очень близки.

– Ты говоришь «близки», и это значит?..

– Давай не будем о Чарлзе.

– Ладно, – согласилась я, голова у меня начала кружиться, через каждые восемь ступенек мы делали поворот на девяносто градусов. – Ты, конечно, не обязана отвечать мне, но если у вас был роман, то что здесь такого особенного?

Джо заговорила не сразу:

– Дело в Агнес. Она ревнует. А Чарлз переживает по этому поводу.

– Вряд ли он все рассказал Агнес.

– И, Боже правый, я надеюсь, что средства массовой информации никогда до этого не докопаются.

– Да уж. – Я представила заголовок: «У этих двоих есть мотив… и прошлое». – Значит, ты никогда не была стороной любовного треугольника?

Джо посмотрела на меня снизу, с середины пролета:

– С Чарлзом и Агнес? Ты с ума сошла?

– Нет, с Чарлзом и Дэвидом. Шеффо сказал, что ты и Дэвид…

– Шеффо заядлый сплетник. – Джо продолжала беспечно спускаться по лестнице. – Я думаю, средства массовой информации уделят некоторое внимание Чарлзу и Агнес, но у них неопровержимое алиби. В пятницу они весь день работали. И не могли приехать в Лос-Анджелес, застрелить Дэвида и вернуться в Пасо-Роблес, никем не замеченные.

– Джо, подожди! – Я слишком запыхалась, чтобы говорить и одновременно сбегать по ступеням. – Так Дэвид думал о самоубийстве или нет? Просил он кого-нибудь застрелить его?

Она остановилась.

– Я пытаюсь это понять.

– А ты не хочешь, чтобы это попыталась понять полиция Лос-Анджелеса?

Джо отрицательно помотала головой:

– Мне нравятся копы. Я уважаю их работу. Но они подозревают меня, Уолли. Я это чувствую. Они говорят: «Если она ходит как утка и крякает как утка, то она и есть наша утка». Я бы тоже так говорила на их месте. Если никто больше не подвернется им под руку, они сделают все, чтобы обвинить меня. Ты думаешь, невиновных людей никогда не сажают?

– Так не лучше ли скооперироваться с ними? Расскажи копам все, что знаешь, и они поймут: тебе нечего скрывать.

– Но мне есть что скрывать. Просто это к Дэвиду не имеет отношения.

– Звучит очень убедительно.

– Я и не стараюсь тебя в чем-то убедить, Уолли. Мне бы убедить себя.

– В чем?

– В том, что поступаю правильно. И что все выйдут из этой ситуации без потерь.

Джо так стучала каблуками по лестнице, что заглушала все вопросы, которые я пыталась задать.