— Насмерть перепуганная девчонка, — проворчал Сигизмунд, вспомнив историю Маруси.

— Или опасное животное крупных размеров. Или вода. Или что-либо иное. Пока дверь приемной камеры закрыта, объект находится в изоляции и не представляет опасности. Прежде чем открыть эту дверь, вы должны выяснить: что именно за ней находится. Конструкция терминала предусматривает для такого случая специальное оптическое устройство типа перископа. Идите сюда.

Поначалу Сигизмунд не обратил внимания на то, что сбоку от металлической двери виднелось нечто напоминающее окуляр перископа подводной лодки.

— Здесь имеется выключатель. С помощью этого выключателя вы включаете дополнительное освещение внутри камеры приемника. В обычное время приемник освещается одной лампочкой. Кстати, вам предстоит их заменять. Они иногда перегорают. Осветив камеру терминала-приемника, вы можете вести наблюдение за объектом. Смотрите.

Сигизмунд прильнул к окуляру. Его глазам предстала картина «тюремная камера, вид сверху».

— Если объект, находящийся внутри камеры, может представлять опасность, вам придется самостоятельно принимать решение либо о ликвидации объекта, либо о его эксфильтрации и натурализации.

— А яснее нельзя?

— Чего уж тут яснее. Либо вы берете его под белы ручки и выводите на белый свет, либо отправляете вон туда. — Федор Никифорович кивнул в сторону колодца.

Сигизмунд резко отпрянул от окуляра.

— Вы меня, конечно, простите, Федор Никифорович. Насколько я понял, ваша задача была поставлять Сталину быков-производителей для выведения расы строителей коммунизма. Эдаких воинов, косая сажень в плечах, борода в две косы заплетена. Так? Такой воин по определению опасен. Как же его брать под белы ручки, когда он за эдакое надругательство просто порвет вас пополам…

— Вы совершенно правильно заметили, Стрыйковский, — невозмутимо отозвался Федор Никифорович. — Перенесенный объект может находиться в состоянии шока. Не следует обольщаться его мнимой неподвижностью. Судя по всему, наши предки были чрезвычайно хитры, ловки и агрессивны. Иначе они не выжили бы во враждебном окружении. Поэтому если вы приняли решение о сохранении объекта, вам необходимо его обезопасить. Для этого служат седативные средства.

Федор Никифорович подошел к стеллажу и взял один из «снарядов».

— Вот здесь находятся химические вещества. Седативные помечены зеленым цветом, отравляющие — красным. Видите? Приняв соответствующее решение, вы берете баллон, подходите вот сюда, ввинчиваете баллон до отказа в гнездо и нажимаете вот эту кнопку. Содержимое баллона будет распылено в камере-приемнике.

— Газовка, значит. Понятно…

— Отравляющее вещество полностью распадается в течение получаса. Седативное — в течение сорока минут. Если вы желаете сохранить объекту жизнь, то его необходимо извлечь из камеры в течение первых пятнадцати минут действия седативного вещества. Для этого служит респиратор. Седативный эффект держится порядка трех-четырех дней. Кроме того, имеются побочные действия: ослабление воли, увеличение внушаемости, что весьма полезно на начальных этапах натурализации объекта.

— Простите, это вы мне чью диссертацию пересказываете? Вашу или Аспида?

— Я вам не диссертацию пересказываю, а инструкцию. Считайте ее плодом коллективного творчества.

На мгновение опять возник Сигизмунд в кожаном фартуке, благоговейно передающий наследие предков Ярополку. «Ибо завещано Аспидом: да не подойдет к краю колодца умудренный… Ярополк! Кому сказано — отойди от колодца!»

— А отравляющие вещества? — спросил Сигизмунд.

— Это вам решать. Объект может оказаться больным. Например, чумой. Кстати, отравляющее вещество произведет также частичную санацию камеры, но в данном случае после ликвидации трупа необходимо провести дополнительную санацию.

— А что, чумного тоже в канализацию? Как-то это… негигиенично.

— Видите, там, в углу, большой металлический ящик?

— Что это, гроб?

— Да. А вон там хранится негашеная известь. Пользоваться умеете? Костюм биологической защиты надевать доводилось?

— Разберусь.

— Вероятность очень мала, но все же… Кроме того, человек, зараженный чумой, — это крайний случай. Вряд ли вы также будете возиться с натурализацией медведя или кабана. Для разделки туши — топор. Для транспортировки — лебедка. Здесь она включается.

— А этого кабана нельзя употребить в пищу?

Федор Никифорович посмотрел на Сигизмунда неодобрительно, но все же ответил:

— Нет. Во-первых, неизвестно, какая у этого кабана микрофлора. Во-вторых, он будет убит посредством отравления, а это может повредить вашему здоровью. — Спохватившись, Федор Никифорович вдруг проговорил, едва ли не смущенно: — Забавно. Вам удалось произвести полную натурализацию транспортированного объекта, а я вас инструктирую и объясняю, как это делается… В принципе, все, о чем я сейчас говорил, — это очень редкие случаи. Но все равно знать об этом полезно. Теперь давайте осмотрим камеру.

Сигизмунд потянул за рычаг.

Камера представляла собой прямоугольное помещение меньших размеров с бетонным полом и крашеными тускло-зеленой краской влажными стенами. Потолок оказался неожиданно высоким — метров шесть. В одном из углов под потолком Сигизмунд увидел объектив наблюдательного устройства.

В камере имелись нары с брошенным на них тощим солдатским одеялом и кран над ржавой раковиной. Из крана сквозь раковину в дырку в полу бесконечно текла вода.

— Питьевая, — сказал Федор Никифорович.

Сигизмунд огляделся еще раз по сторонам, сел на нары.

Вот когда вся ледяная бесчеловечность экспериментов с перебросками «объектов» во времени раскрылась перед ним, точно бездна! Он ощутил ее именно в то мгновение, когда опустился на деревянные нары посреди камеры. Вид этого помещения сказал ему больше, чем все рассуждения о расе строителей коммунизма; больше, чем зловещая фигура Аспида, чья тень лежала на проектах «Конец времен» и «Возрождение»; больше, чем рассказы о сотнях зеков, погибших на полигонах Анахрона. В этом помещении не было ничего человеческого. За что, собственно говоря, какой-нибудь воин, древний человек, должен быть оторван от своей земли, переброшен хрен знает куда, превращен в животное, накачан химией и «натурализирован»? Вся карамельная сладость советской фантастической литературы о том, как гости из темного прошлого попадают в светлый мир социалистического будущего, испарилась и осела зловонной влагой на этих крашеных стенах.

— Послушайте, Федор Никифорович, — заговорил Сигизмунд, устраиваясь на нарах поудобнее, — а вы что, всерьез считали, что для «перемещенных лиц» вот эта камера станет преддверием социалистического рая? Хорош предбанничек!

— Вы, молодые, очень много смотрите на предбаннички, — парировал Федор Никифорович. — Предбанничек — он и есть предбанничек, а банька-то впереди. Цель нужно видеть, конечную цель. — И помолчав, добавил: — В этой камере человеку предстояло провести максимум несколько часов. А потом… Потом он выходил на просторы огромной страны. Страны, которой можно было гордиться! Страны, которая давала столько социальных гарантий, сколько не было за всю историю человечества. Сейчас — да, согласен. Сейчас хер знает что творится. Но ведь это же не навсегда.