Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Честно вам скажу, моя мама думала точно так же. Она умерла в сентябре. И она очень хотела, чтобы я еще раз попробовала стать учительницей.
– Она хорошо вас понимала.
– Очень, – улыбаюсь я.
– Я отношусь к этой профессии с огромным уважением. Обе мои старшие сестры работали учительницами. Сейчас они уже на пенсии. Мама тоже работала в школе, но недолго. Представьте, то была совсем крохотная школа, всего несколько учеников.
– Правда? И когда это было?
– В сороковых годах. Когда мама забеременела, ей пришлось оставить работу. Больше она уже к преподаванию не вернулась.
Я проделываю в уме быстрый подсчет. Если его старшая сестра родилась в сороковых годах… значит ему как минимум шестьдесят.
– Жаль, – вздыхаю я.
– Да нет. По крайней мере, я никогда не замечал, чтобы мама о чем-то жалела. Как и большинство женщин в то время, она была вполне довольна участью домашней хозяйки.
– А почему вы решили заняться психиатрией?
– Моя история совсем не похожа на вашу. Мой отец был врачом, кардиохирургом. Предполагалось, что я пойду по его стопам. Я закончил медицинский факультет и должен был поступить в интернатуру. Но тут я заметил, что больше всего мне нравится общаться с пациентами, вести с ними разговоры, успокаивать их, вселять бодрость и так далее. Мой руководитель относился к этому неодобрительно. «Тейлор, – сказал он, – за вашу болтовню вам денег не платят. Помните об этом и заткните фонтан своего красноречия!»
– Как сурово! – смеюсь я. – А на меня молчаливые доктора всегда нагоняли тоску.
– Они, может, и рады были бы поболтать, но у них нет на это времени. На прием отводится двадцать минут, а им нужно успеть поставить пациенту диагноз и выпроводить его за дверь с кучей рецептов или направлений на анализы в руках. И тут же пригласить следующего. Я понял, что мне надо выбирать другую специальность.
– И, как мне кажется, вы не ошиблись с выбором.
Когда мы заканчиваем разговор, часы показывают шесть тридцать. Новая встреча с Питером теперь пугает меня куда меньше. Я знаю, что у меня есть верный союзник, Гаррет.
На тускло освещенной стоянке осталась одна-единственная машина – моя. Скребка у меня нет, и я перчаткой очищаю окна от снега. Однако выясняется, что они заледенели, и теперь придется ждать, пока они не оттают.
Я залезаю в машину и включаю обогреватель. На моем мобильнике горит красная лампочка. Пришло четыре сообщения: одно от Меган, одно от Шелли и два от Брэда. Все примерно одного и того же содержания:
Как прошел день? Как ты справилась с маленьким чудовищем?
Быстро набираю и отсылаю всем одинаковые ответы. В горле у меня вспухает горький ком обиды, который никак не удается сглотнуть. От Эндрю ни слова. Он не прислал даже банального «Все в порядке?».
Путь домой напоминает движение по полосе препятствий. Внезапно наступившая зима явно захватила водителей врасплох; в каждом квартале приходится стоять в пробках или совершать замысловатые маневры, двигаясь по кругу. До дома я добираюсь только в восемь двадцать. Прежде чем выключить зажигание, я бросаю взгляд на приборную панель. На ней горит сегодняшняя дата. Четырнадцатое ноября.
– Черт! – ору я и колочу по баранке кулаками. – Как я могла! У меня в голове дерьмо! Господи, что же теперь делать?!
Четырнадцатого ноября, в шесть часов вечера, я должна была ужинать с Кэрри Ньюсом.
Когда я звоню Кэрри в номер отеля «Маккормик», она проявляет столько доброты и снисходительности, что меня охватывает желание вновь сесть в машину и мчаться к ней.
– И не думай об этом, – отвечает она, когда я делюсь с ней своими планами. – Я только что смотрела новости, на дорогах полный коллапс. Боялась, что ты попала в аварию.
– Честно говоря, я почти жалела, что этого не случилось, – вздыхаю я. – По крайней мере, у меня имелось бы веское оправдание.
Она хохочет, так же весело и простодушно, как в детстве:
– Не переживай. Я неплохо поужинала и выпила бокал отличного вина. Конечно, в твоем обществе оно было бы еще вкуснее.
– Обычно я не совершаю подобных промахов. Но понимаешь, сегодня я в первый раз вышла на новую работу и… – Я осекаюсь.
Вряд ли стоит признаваться в том, что я заболталась с психиатром, который наблюдает одного из моих учеников, и забыла, что Кэрри ждет меня в ресторане отеля.
– Прости меня. – Я перевожу дух и добавляю: – За все прости, Кэрри.
– Забудь. Расскажи лучше о своей новой работе.
Сердце мое колотится как бешеное. Но я должна это сделать.
– Знаешь, я никогда себе не прощу, что вела себя как последняя идиотка… во время той нашей встречи. Ты доверилась мне, а я обманула твое доверие. А потом не ответила на твое письмо. Знала бы ты, как я кляну себя за это.
– Бретт, ну ты даешь! – смеется Кэрри. – С тех пор прошло столько лет! Мы были глупыми девчонками!
– И все равно, стоит мне вспомнить об этом, я сгораю со стыда. Наверняка тебе не просто было сделать подобное признание. И уж конечно, ты не ожидала такой реакции.
– Честно тебе скажу, Бретт, ожидала. Я понимала, для тебя это шок. Конечно, мне было обидно. Но я это пережила. И мне даже странно слышать, что ты терзалась все эти годы.
– А письмо? Ты написала мне, а я не ответила. Я должна была ответить немедленно, попросить прощения. Господи, какой я была трусихой!
– Прекрати. Я давным-давно тебя простила. – Кэрри смеется. – А теперь, будь так добра, прости себя сама!
– Постараюсь, – киваю я. – Но ты должна знать кое-что еще.
И я рассказываю о причине, побудившей меня найти Кэрри.
– Видишь, я решила возобновить нашу дружбу лишь потому, что этого хотела мама. Но, стоило мне получить от тебя весточку, я поняла, как сильно по тебе скучаю.
Кэрри молчит. У меня замирает сердце: сейчас она пошлет меня ко всем чертям.
– Твоя мама была очень мудрой женщиной, – наконец произносит она. – Жаль, что я не могу ее поблагодарить.
Кажется, уже много лет на душе у меня не было так легко, как сейчас. До этой минуты я даже не сознавала, как сильно меня угнетало сознание собственной вины. Я моргаю, смахивая слезы, и улыбаюсь:
– Мы с тобой не виделись восемнадцать лет! Расскажи, как ты жила все это время.
Выясняется, что Кэрри встретила любовь всей своей жизни. Вот уже восемь лет она живет с женщиной по имени Стелла Майерс, у них трое приемных детей. Раньше мне казалось, что люди, подобные Кэрри, ведут сумбурное и беспорядочное существование. Теперь я с удивлением отмечаю, что жизнь моей подруги куда более соответствует общепринятым нормам, чем моя собственная.