Клер посмотрела на часы. Пора возвращаться. Небо покрылось тучами, ветер усилился. Плотнее застегнула ветровку и пошла по дорожке, ведущей к пляжу. Странно, что месяц разлуки все в ней так изменил. Само расставание? Или то, что она смогла все обдумать без него, без того желания, которое он вызывал в ней? Она не знает. В любом случае, второго сентября прежнего всплеска эмоций она не испытала. Даже только увидев его издалека, когда он шел к ней по перрону. Это был, конечно, Марк, но не прежний. Небрежно одетый, осунувшийся, с отросшими волосами. Совсем не такой красивый, как в ее воспоминаниях. Он обнял ее порывисто, и ей стало неловко, что она ничего не почувствовала при этом.

В два следующих дня было то же несовпадение. Как только они приехали, он увлек ее в постель, она видела, что он горит желанием, и в первый раз не почувствовала удовольствия от их объятий. Все было слишком быстро, слишком резко. А ей хотелось просто поговорить гораздо больше, чем заниматься любовью. Он, кажется, ничего не заметил. Они, конечно, поговорили, но он только повторил то, что уже объяснил. Ничто не могло поколебать его убеждений. Она поняла, что он уверен в том, что она согласна со всем, что он говорит, принимает все, сделает все, чтобы приспособиться к нему, раствориться в его мире. Она почувствовала такое бессилие, что не могла даже спорить.

В какой-то момент зазвонил телефон. Она увидела, как просияло лицо Марка, когда он услышал своего собеседника. Начался теплый разговор, по всей видимости долгий, и она вышла в сад. Оглянулась вокруг. Решительно, этот дом не ее и никогда не будет ее. Она села на скамью и закрыла глаза, подставив лицо еще теплому солнцу. Минут через десять вышел улыбающийся Марк.

— Это Бланш. Представь, она забыла, что ты должна приехать на эти выходные.

Она не могла сдержать смех.

— Извини, но я нахожу это немного странным.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Почему? Она позвонила мне по поводу дома, надо еще многое уточнить до моего отъезда. Ничего удивительного, что она забыла.

— Безусловно. Просто забыла, это ничего не значит.

У него испортилось настроение.

— Перестань подвергать все своему дурацкому психоанализу. Бланш много думает о тебе, ты ей очень нравишься. Когда я ей напомнил, что ты здесь, она просила меня поцеловать тебя за нее.

Она не ответила. Зачем?

Когда она снова села в поезд, то уже знала, что не вернется. Из Парижа она написала ему длинное письмо. Объяснила, почему она уверена, что у их отношений нет будущего. Написала, что не может любить мужчину, до такой степени подчиненного законам группы, которая связала его свободу тем, что он называет ценностями и что ей кажется скорее комплексами. Написала, что не хочет принять его образ жизни, полностью отказавшись от своего. И в первый раз высказала то, что думает об их отношениях с Бланш. Конечно, он имеет право оставаться в подчинении у своей жены до конца своих дней, но она отказывается играть в такую игру и тоже подчиняться. Она ждала, что мужчина будет свободен в своих отношениях с ней. Поэтому лучше все прекратить сейчас же.

Она прекрасно знает, что он не согласится со всем, что она написала, что это только обидит его и укрепит в его убеждениях. Но она не старается его убедить. Она хочет только все прекратить и высказать ему наконец все, что думает.

Его ответ последовал незамедлительно и был очень резким.

По какому праву она позволяет себе с таким презрением и высокомерием отзываться о них? Судить об их отношениях с Бланш? Ее письмо только подтвердило то, что его поразило в ней во время их отношений. Но он этого не высказывал, давая ей шанс измениться. Узость взглядов, мелкие эгоистические интересы, отсутствия широты души. Все это заставляет его еще больше отвергать психоанализ. И в конце концов, он тысячу раз предпочитает подчинение Бланш, со всем, что из этого следует, тому, что она, Клер, предлагает ему взамен.

Это был действительно конец. Она чувствовала одновременно и отчаяние, и облегчение. Теперь все стало ясно. Совершенно ясно. Теперь ей остается все обдумать, принять и забыть. Она рассказала о лете своему психоаналитику, услышала, как тот вздыхает у нее за спиной, и улыбнулась. Это был именно тот комментарий, который ей был нужен. Теперь у нее было время, чтобы понять, что же с ней случилось. Она страдала, конечно. Иногда даже очень сильно. Но скоро поняла, что страдает не потому, что рядом с ней нет Марка. Это была тоска по любви. Поэтому у нее оставалась надежда.

Она решала, что делать с письмами Марка. Сначала сложила их в черную картонную папку, которую положила среди других папок. Все письма были написаны на листках одного формата, 21×29, сложены вдвое, так что получилась небольшая тетрадка. Несколько дней письма лежали на виду, на ее письменном столе. Каждый раз, когда она поднимала глаза, она видела эту аккуратную стопку. Долго не решалась их уничтожить. Перечитала одно за другим. Письма были прекрасными, и она заколебалась. Но решила не хранить реликвии и сожгла их.

Они встретились еще один раз. В конце октября он позвонил. Он приехал в Париж на два дня. Они могут встретиться? Она ощутила беспокойство, даже опасность для себя, но согласилась его принять. Перед кофе он сказал ей, что она осталась для него желанной. И все. Она сказала, что она больше не свободна, дав понять, что у нее кто-то есть. Хотела ли она его пощадить? Или боялась, что ей не хватит сил устоять перед ним? Она так не думает. Как ни странно, ей больше не хотелось близости с ним. Он уехал, уязвленный в своей гордости, и она больше ничего о нем не слышала. И это ее не огорчало…

Пляж почти пуст. Усиливающийся ветер подгоняет ее. Вот уже виден дом. Он приветлив и ждет ее. Мальчики, наверное, уже вернулись, Лола и Ноэми приготовили ужин, будет весело.

Хорошее лето, думает она, слушая, как волны широко и ритмично накатывают на песчаный берег. Лучшее за последнее время.