— Сегодня тебе повезло, — сказала она, улыбаясь. — Папа говорит, что уже допросил тебя с пристрастием в прошлый раз.

— Я оправдал доверие?

— Все остальные испугались, увидев тело, только тебе хватило смелости что-то предпринять.

— Это потому, что мертвецы вовсе не страшные. Ты согласна, что они наименее опасны из всех людей? Ну, то есть они не могут тебе навредить, если, конечно, ты моешь руки после пожатия.

Брук рассмеялась и остановилась у своей дверцы. На сей раз я открыл ее без заминки, я предвкушал это, заранее наслаждался запретным прикосновением к ручке. Она не ездила в моей машине с начала каникул, но дверца все равно оставалась особенной: она так долго была дверцей Брук, что уже не могла стать ничьей другой. Я сел на водительское место и вытащил ключи.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Давай по порядку, — сказала она и с шутливым упреком погрозила мне пальцем. — Ты еще не одет.

Я посмотрел на себя:

— Не одет?

Это меня и беспокоило: несмотря на все усилия, я что-то сделал не так. Она выглядела куда изысканнее меня; рядом с ней я, наверное, смотрелся жалким клоуном.

— Нет, я полагаю, Джон и Брук одеты, — ответила она, улыбаясь, — но мы больше не Джон и Брук, мы туристы.

Что? Такого я никак не ждал.

— И куда мы едем?

— Мы едем в экзотический город Клейтон, — заявила она, вытаскивая из сумки груду одежды.

Мне она протянула яркую гавайскую рубашку:

— Надевай.

Мои предположения относительно предстоящего вечера рухнули окончательно — я думал о рыбалке или о поездке в кино, но она изобрела нечто принципиально другое. Я десятки раз прокручивал в уме этот вечер, но ничего подобного мне и в голову не приходило.

Брук вытащила из сумки еще одну пеструю гавайскую рубашку для себя и большую черную фотокамеру на разноцветном ремешке. Я не очень-то разбирался в свиданиях — сегодняшнее было у меня вторым в жизни. Но я никогда не видел в городе подростков, одетых туристами, так что этот сценарий даже я не рискнул бы назвать обычным.

— Ты умеешь убедительно разговаривать с акцентом? — спросила Брук.

— Боюсь, что нет.

— Я могу говорить с дурацким русским акцентом, — похвасталась она, надевая широкополую шляпу. — Думаю, так сойдет.

Я толком не понимал, что делать, но мне было так хорошо с Брук — смотреть на нее, болтать с ней. Что бы она ни предложила, я согласился бы на все, лишь бы оставаться рядом. Я взял гавайскую рубашку и взглянул на Брук, придумывая, что бы такое смешное сказать.

— Ты имеешь в виду, что твой русский акцент дурацкий или что русский акцент вообще дурацкий?

Глупо прозвучало, нужно лучше работать головой.

— Не смей шутить над акцентами, — хриплым голосом произнесла она.

Так разговаривают злодеи в фильмах про Джеймса Бонда. Наверное, она долго тренировалась.

— Тебя зовут Борис, а меня — Наташа. Надевай рубашку.

Я смотрел, как она натягивает рубашку поверх одежды. Находиться рядом с ней, смотреть на нее без всяких ограничений — я испытывал тот самый запретный восторг, который почувствовал, открывая перед ней дверцу. Она вытащила волосы из-под своей маскарадной, не по размеру большой рубашки, и они золотистой волной упали ей на спину. Странный диссонанс приводил меня в недоумение: она по-прежнему оставалась Брук, моей неприкосновенной фантазией, но при этом была кем-то другим. Кем-то настоящим и, да, очень даже прикосновенным.

«Не нарушай правила».

— Знаешь, — заметил я, — ты такая необычная, когда узнаешь тебя поближе.

Брук мелодраматически подняла брови:

— Тебе не нравится мой план?

— Да что ты! — сказал я, надевая гавайскую рубашку поверх своей.

У меня возникло головокружительное ощущение, будто я — не я, а кто-то другой, словно я вышел из шкуры Джона Кливера. Я стал Борисом, а у Бориса не было тех проблем, от которых страдал Джон.

— По-моему, ты все здорово придумала.

— Прекрасно, — сказала она, надевая броские солнцезащитные очки. — В туристической брошюре про Клейтон написано много хорошего. Мы начнем с местной кухни: «Френдли бургер».

— Ты уверена, что хочешь поесть во «Френдли бургере»? В городе есть и более приятные места.

— Ты этого не знаешь, — строго возразила она, грозя пальцем. — Борис никогда не был в Клейтоне.

Я откинулся и уставился на нее — она и вправду собиралась играть роль и соблюдать свои смешные правила. Если бы она только догадывалась, какой я крутой специалист по смешным правилам!

— Если я не был в Клейтоне, я вообще не представляю, где здесь что.

Брук торжествующе улыбнулась и вытащила из кармана пачку бумаги:

— Вот. Я скачала карты из Интернета.

Я рассмеялся и завел машину, и Брук стала зачитывать мне рекомендации по маршруту. Мы следовали им в точности, изображая полное незнание города, и добрались до «Френдли бургера» не намного позже, чем если ехали бы нормально. Как только я припарковался, Брук выскочила из машины и вцепилась в проходившую мимо женщину, сунув ей в руки камеру.

— Мы с друг приехать издалека, — сказала она со своим злодейским акцентом. — Вы сделать фото?

Потрясенная женщина несколько секунд смотрела на нее и неуверенно кивнула. Мы с Брук встали напротив выцветшей вывески «Френдли бургера», с глупым видом показывая на нее, и женщина сфотографировала нас. Брук поблагодарила, забрала камеру и проделала то же самое с другими людьми в кафе. Нас сняли на фоне прилавка, меню и даже дребезжащего игрушечного поезда, который бегал под потолком. Я смотрел, как она свободно перетекает из одного разговора в другой, оставляя собеседников слегка недоуменными, но улыбающимися. Наконец она заказала два сырных бургера с жареной картошкой из Франции, и мы уселись есть. Я вонзил зубы в бургер, почувствовал вкус мяса и улыбнулся.

— Мне нравится это место, — произнес я, надкусывая соломинку картошки фри. — Хорошая американская еда. Мы станем жирными, как американцы.

Когда она жевала, мышцы у нее на шее едва заметно, но очень завлекательно двигались под кожей.

— Что теперь?

— Поедем дальше. По туристическим местам. Окружной суд. Музей обуви.

— О, Музей обуви, — протянул я, радостно улыбнувшись.

В сущности, музей был домом какого-то психа, который заставил его полками с обувью и разным сопутствующим хламом, скопившимся у него за жизнь. Такие музеи остались только «в самом сердце Америки», и лишь благодаря тому, что уникально безвкусны. Для местных музей давно превратился в источник нескончаемых шуток, но другими туристическими достопримечательностями Клейтон не обзавелся, а заглянуть в музей вместе с Брук, наверное, будет весело. Я представил, как она фотографирует обувь, затаив дыхание и изображая неподдельное восхищение.