— С каких пор ты присоединилась к «эпидемикам»?

— Это они в определенном смысле присоединились ко мне, — ответила Миранда. — Из других отделов просили кое в чем помочь.

— Не вижу связи. — Лаборатория «Альфа» специализировалась на изучении генома и клонировании, а не на охоте за микробами. — Полагаешь, вирус может все еще жить в костях?

— Уже нет. Мы точно знаем, что в этих костях он отсутствует. Отдел молекулярной патологии набросился на них, как полчища термитов, прогрызая дыры всюду, вдребезги кроша образцы. Они закончили свои исследования месяц назад и свалили все на хранение сюда.

Вот что означали слова Миранды «кости безопасны».

— Они все еще пытаются прибрать к рукам другой генетический материал того же периода, — сказала Миранда. — Но он будет не из Иерусалима. Из-за того, что случилось с этими молодыми людьми из ВМС.

«Молодыми людьми». Она говорила как столетняя бабка. Несколько моряков, скорее всего, были ее ровесниками. Остальные вояки-ветераны и ученые, мужчины и женщины, — в два и более раза старше ее. Эта операция стоила жизни нескольким близким друзьям Голдинг.

Три месяца назад командование ВМС отправило группу авианосцев в Средиземное море. На кораблях находился необычный альянс специалистов из Центра контроля заболеваний, Национального института здоровья и Института медицинских исследований инфекционных заболеваний армии США. Миссию транслировали по телевидению, в стиле Войны в заливе. Предполагалось, что она продемонстрирует славную и скорую победу американского ноу-хау над вирусом, пришедшим с Корфу, этим «концом всему», как окрестили его некоторые таблоиды.

Люди всего мира следили за тем, как разворачивалась операция. Репортажи, в которых ощущался едва уловимый драматизм, были наполнены бесконечными подробностями противоэпидемического обеспечения, лечебного процесса и мер профилактики при уходе за больными. На палубах экипаж нес вахту в марлевых масках, бумажных бахилах и латексных перчатках. Корабли расположились в кризисной зоне, каждый с определенной боевой задачей. Они подошли к портовым городам Греции, Израиля, Ливана и Египта, будто вот-вот должна была разразиться Третья мировая война. Но колыбели цивилизации были безлюдны.

Военные корабли дежурили на рейде, а бригады вирусологов, ветеринаров, энтомологов, терапевтов и зоологов, по воздуху переброшенные на берег, приступили к методичным поискам. С экранов телевизоров города напоминали опустевшие съемочные площадки. Мир казался сюрреалистичным. В Иерусалиме стены Старого города пылали на летнем солнце, как расплавленное золото. Несчетные стаи морских птиц кружили, выискивая, чем бы поживиться. Никто теперь не вел сражений за Святые места. Не было паломников, предсказателей, торговцев, детей. Только туристы-исследователи, одетые в «лунные» костюмы биохимической защиты.

Цель их была проста: найти вирус или прион — чем бы ни предстал микроб Корфу. Должен же быть у вируса природный источник скопления, место рождения. Пока что возможность отыскать подобный естественный резервуар представлялась чистой воды научной фантастикой. Эпидемиологи тем не менее проследили путь заразы до особняка экстравагантного греческого миллионера на Корфу. По освященной веками традиции заболевание получило имя места своей вспышки. Теперь стало известно, что грек коллекционировал и вскрывал христианские реликвии, регулярно отсылая их содержимое в различные лаборатории на анализы. Благодаря принятым учеными мерам предосторожности и оперативной реакции правительства первые проявления болезни Корфу ограничились городами, в которых находились лаборатории. Исследователи быстро сравнили записи и обнаружили источник: стеклянный пузырек времен Римской эпохи с частицами останков человека. Больного человека. Но все оказалось куда сложнее. У этого источника был свой источник.

Возможно, инфекция зародилась в этом столетии на Корфу, но остров не являлся ее природным местом обитания. Как не была ее источником и реликвия, путешествовавшая из страны в страну в течение двух тысяч лет. Никто не знал правды о реликвии, только связанные с ней легенды. Готовая поверить чему угодно общественность пришла к своим собственным заключениям. В реликвии, мол, скорее всего, хранилась некая часть исторического Иисуса. Следовательно, заболевание есть Божья кара. Доказательство нетрудно отыскать в словаре. С латыни «plaga» переводится как недуг, страдание или бедствие, ниспосланное Господом.

Был ли во всем этом Божий промысел или нет, становилось очевидным, что источником являлось не только некое место, но и время. Все части реликвии давно исчезли в историческом хаосе, но, согласно отчетам лабораторий, присланные греком образцы дерева датировались началом первого века.

Считалось, что монголо-татары, осаждавшие Кафу в 1347 году, катапультами забрасывали через городские стены трупы зараженных бубонной чумой. Нечто подобное произошло с Корфу. Эпидемию катапультировали сквозь время, из «Года зеро» в двадцать первый век. В своем исходном состоянии двадцать веков назад этот микроб, по-видимому, проявлял себя как обыкновенный вирус. Он убивал, но и оставлял выживших, которые впоследствии передавали его другим. Со временем инфекции стали вступать в «рабочие отношения» с организмами хозяев. Прежде смертельные болезни, от сифилиса до малярии, становились менее опасными. Ветряная оспа, возбудителем которой некогда были вирусы-убийцы, превратилась в не слишком опасное детское заболевание. Даже СПИД, Эбола и вымышленный «штамм Андромеда» оставляли выживших.

До настоящего времени Корфу вел себя по-другому. Запертый и хранимый как часть реликвии две тысячи лет назад вирус, вероятно, мутировал. Он окреп, став более смертельным. Говоря математическим языком, различие состояло в том, что шансы выжить уменьшились ровно настолько, насколько увеличились шансы умереть. До сих пор человечеству просто-напросто везло. Теперь же, в век супертехнологий, эксперты отказывались верить собственным статистическим выводам. Но горькая правда состояла в том, что до сих пор ни в одной из охваченных эпидемией стран не удалось выявить ни одного выжившего. До появления Корфу лишь бешенство имело такой высокий показатель смертности.

Попытка обнаружить уцелевших являлась лишь частью операции ВМС США. Выживший был крайне важен, поскольку его или ее организм выработал антитело, вступившее в битву с вирусом, или антиген. Вооружившись выявленным антителом, ученые могли бы, по меньшей мере, приступить к исследованиям крови для скрининга носителей. Тесты и диагностика — это долгий путь к защите пока еще здорового населения. До сих пор это направление исследований оказывалось провальным.

Но ведь когда-то, давным-давно существовали уцелевшие. Об этом свидетельствует элементарная логика. Две тысячи лет назад в Леванте вирус поразил по меньшей мере одного индивидуума. Возможно, частица его зараженной плоти, хранимая в сосуде с реликвией, была извлечена на свет божий на территории современного Корфу. Если вирус заразил одного человека, значит, он наверняка инфицирует и других. И тем не менее в историях о выживших в древних Палестине и Египте отсутствуют свидетельства об опустошительных эпидемиях чумы в тот период и, разумеется, ничего нет о симптомах, проявленных вирусом Корфу. Тацит и Иосиф Флавий, как и другие жившие в первом столетии историки, были слишком дотошными учеными, чтобы упустить такую деталь. И вот теперь, имея дело с вирусом, ускользающим из их поля зрения, палеопатологи и другие исследователи могли только гадать, когда он совершит посягательство на генофонд гомо сапиенс.