Лес кончился, открыв на востоке долгую безлесную долину, над которой справа виден перевал, однако достичь его удается не через первое ущелье, а через второе, ибо первое замыкается барьером белоснежных вершин.

Кругом скалистые гребни и снежные стены. Куда переваливать? Лошади скользят на снегу или срываются на сыпучем подъеме. Приходится их поднимать, вталкивать и втягивать по крутому склону. Погонщики не справляются, и каждый раз подъем лошади превращается в коллективную спасательную операцию. Непонятно, что ценней — груз или сама животина, его несущая.

Далеко остались поворот на перевал Беркут и путь с перевала Чоп-ашу.

За весь день не сделали ни одной остановки, тщетно надеясь набрести на арчовник. Миновали поворот Оттука, приблизились к долине Кашка-су и вблизи нее встали на ночь, хотя время было раннее. К вечеру прояснилось, стало прохладно (высота 2900 метров). Закусили мясом, напились чаю и залегли спать.

23 августа. Решили ехать через Беркут на Тюз. До реки Беркут километра четыре. Долина реки такая же безлесная, встречаются кибитки. Евгений ушел далеко вперед, чтобы поскорее увидеть панораму: Хан-Тенгри и другие семитысячники, в районе Куй-лю, над которыми Хан-Тенгри резко выделяется белым конусом с прожилками cкал.

Ленц фотографирует и снимает на кинокамеру, поджидая, когда вершины очистятся от облаков.

Ветер пробирает насквозь. Долина мутной и широкой Сары-джаса безлесна и пустынна. Евгений опять ушел вперед, но скоро искупнулся при переправе через реку, и пришлось ему вернуться к лагерю, расположившемуся на полянке вблизи зарослей карашивака — мелкого кустарника, пригодного для топлива.

24 августа. По утрам всегда приходится искать лошадей. Хоть и стреноженные, из-за скудности корма уходят они далеко.

Склоны долины постепенно понижаются и отступают, — принимая в себя широкое пасмурное, но не дождливое небо.

С плоскогорья вновь виден Сарыджасский хребет, и впадавшая в Сары-джас речка действительно оказалась Тюзом.

Тактасен увлек караван выше по течению в поисках брода. Ленц первым рискнул направить свою лошадь в стремнину. Поток захлестывает всадника до пояса, но он тут же высвобождается из водного плена. Оказавшись на ледяном ветру, Ленц приготовляется к съемке.

Долина Тюза унылая и голая, припорошенная снежной крупой. По дороге собирают карашивак. Снеговые тучи заволокли все вокруг.

Movement XIV. Угол зрения Виталия

Киргизы давно говорят о возвращении.

Movement XV. Угол зрения Евгения

26 августа. Перевал Тюз дался особенно дорого. Виталий исследовал вдоль и поперек снежный склон, который, однако, не стал от этого более пологим — и пришлось вырубать ступени, особенно упорствуя на поворотах, поскольку именно на них лошади срывались вниз и приходилось спускаться за ними на полсотни метров. Часто останавливаясь, чтобы отдышаться, гикая и понукая, люди тащили скользящих по льду лошадей сквозь сплошную завесу снега.

Отправились на разведку налегке, и пришлось заночевать под открытым небом без снаряжения. Каменная ниша, устланная травой, послужила убежищем. Друзья жались друг к другу, стараясь подавить дрожь.

26 августа. Встали рано, озаренные прояснившимся западом: тучи явно отступают на восток.

На равнине в трех километрах от ледника устроили стоянку и наслаждались чудесным днем: готовили обед, загорали, а Евгений сделал первую акварель пика Нансена. Прежнее дружелюбное настроение закрепилось после хорошего ужина.

27 августа. Сторожить лагерь оставили Тактасена, а сами в сопровождении шести груженых лошадей по пути меж моренных бугров — к кинематографической радости Ленца — направились к большому озеру.

К обеду караван вышел на рандклюфт (зазор между телом ледника и склоном горы) в трех-четырех километрах от языка ледника и скоро оказался у лагеря алмаатинцев, где был обнаружен только один проводник-киргиз, который сообщил, что алма-атинские альпинисты ушли на восхождение 12 августа с караваном из восьми лошадей. 24 августа, еще три дня назад, они должны были вернуться.

Дождались товарищей киргиза, которые ушли искать лошадей, и, взяв с собой провожатым находившегося среди них русского паренька, двинулись к леднику.

Скоро высоко показался самолет, который снизился и сбросил два вымпела с не очень ясным текстом, из которого следовало, что поисковики озабочены долгим отсутствием алма-атинской экспедиции: разведка в сторону Хан-Тенгри не принесла результатов.

Заночевали на луговине.

28 августа. Утром распрощались с проводниками, навьючили карашивака и двинулись. Ленц ушел вперед, и скоро снова показался самолет, но на этот раз ничего не сбрасывал. По черной ровной морене лошади идут, как по шоссе.

Хребет Хан-Тенгри разрезает Южный Инылчек, отделяя его от Северного, и сразу крутыми ребрами поднимается на большую высоту. Северный склон почти отвесными, но оснеженными стенами падает к леднику. Лавинные желоба громоздятся на склонах причудливыми, словно имеющими своего творца структурами.

Южный склон менее оснежен, но рельеф его тоже богат, а отдельные вершины внушительны крутизной своих склонов.

Неожиданно на леднике показалось облако. Оно разрослось бесшумно и перекинулось через весь ледник к противоположному склону: тихая лавина. Черная морена начала все более погружаться в снежный покров. Обнажения льда стали богаче, по обеим сторонам выпирая серраками — ледяными зубцами.

Вдруг лошадь рухнула в маленькое озерко. В середине его голова лошади и навьюченный куст карашивака. Отвязали два веревочных повода и с их помощью кое-как выволокли животину.

Сварили на подмокшем карашиваке суп и улеглись спать.

29 августа. Встали рано с намерением дойти до Хан-Тенгри. Вскипятили чай, позавтракали и уже хотели двинуться в путь, как услышали голоса. Алмаатинцы!

Зовут их в лагерь. Вначале они замялись, но затем подошли, оставив рюкзаки внизу. Вид у восходителей суровый: обросли, обгорели, оборвались.

Алмаатинцы сообщили, что 24 августа трое из них взошли на вершину Хан-Тенгри, что бросили много продуктов у подножья и в двух местах выше, а в верхнем лагере оставили палатки; восхождение было чрезвычайно сложным из-за непогоды и жажды; если бы не приказ — вершину бы не взяли; шли они прямо в лоб по ребру; путь технически прост — ступенчатые скалы и осыпи.

— Но все же было очень тяжело, — признался начальник группы Евгений Колокольников. — На вершине оказались в тумане, оставили банку из-под дымовой шашки, выложили тур из камней на западном склоне и оставили горку из крючьев и карабинов.

Ленц сфотографировал тройку героев, у одного из которых были сильно обморожены руки.

Показался самолет и сделал несколько кругов, удостоверяясь в благополучии алма-атинской группы.

Расстались тепло.