— Несколько ножевых ранений, и стрелы в боку. Глубоко. — Наконец сказал Халай. Он плохо говорил на языке долин, но я все поняла. Не могла не понять. Прикусила губу, чтоб не зареветь в голос.

— Он потерял много крови, но надо вынуть стрелы, или начнется заражение. — Тем временем продолжил Халай. — Борн посвети-ка.

— А?

— Свет. — Подсказала я, заворожено наблюдая за тем, как ловкие пальцы горца осторожно ощупывают раны вокруг древка стрелы. Переломить толстое древко арбалетного болта или сделать, что-либо, еще не навредив еще больше было просто невозможно, и Халай попросту попытался выдернуть их. Я думала, что сойду с ума! Или уже сошла? Разве такое возможно?! Я испытала поистине адскую боль. Нет, не мое тело, а разум, который казалось, теперь плотно слился с разумом Маркуса. Но какая разница, чем вызвана эта боль, если у меня нет сил, ее переносить! Мне показалось, что мой вопль услышали даже в нашем лагере, но на самом деле из груди вырвался лишь жалкий хрип. И в следующий миг чьи-то сильные руки осторожно подхватили меня, не давая завалиться на землю. Борн. Он крепко держал меня, и выглядел немного растерянным.

Я скосила глаза на Халая. Он с величайшей осторожность перевязывал раны Барса лоскутами собственной рубашки. Я испуганно сглотнула, ощущая, как пересохло у меня в горле. О великие боги, а если этот ужас повторится?! Халай бросил пронзительно-тревожный взгляд в мою сторону и постарался действовать еще осторожнее.

Борн, убедившись, что я уже сама в состоянии удержаться в вертикальном положении и отпустив меня, наконец, присел на корточки рядом с горцем. Принялся с любопытством рассматривать раненого Барса.

— Как вы узнали, что ему нужна помощь госпожа?

— Я чувствую его боль.

В очередном взгляде горца мелькнуло что-то… уважение? И еще большая тревога. Халай кажется, понял что, вынимая стрелы, причинил боль и мне. Вернее больше мне, поскольку Маркус в тот момент находился без сознания и вряд ли что-либо чувствовал.

— Ничего я уже в порядке. — Стараюсь успокоить Халая. — Только, наверное, надо поскорее обработать раны. Он так долго тут лежит, а вдруг заражение крови уже началось?… — Мне самой стало страшно от этой мысли. Я поспешила вновь обнять Маркуса. Боже, а если это, в самом деле, так? Ели он лежит тут уже двое суток изранены в перепачканный в чужой крови, а если арбалетные болты были смазаны ядом? Убийцы нередко так поступают. Какой ужас!..

— Я схожу в лагерь и принесу все необходимое. — Сказал горец.

— Только забери с собой госпожу. — Добавил Борн.

— Нет! — Тут же возразила я твердо. — Не сдвинусь с места, пока он не придет в себя или… не умрет.

— Ото'о Ша не так легко убить Кхели. — Ободряюще улыбнулся мне Халай, скрываясь в темноте. Кхели… странное слово, но, по-моему, красивое. Так называли меня агррами, не знаю, что оно означает. Потом спрошу у Маркус… О боги, только бы он не умер!

— Ты слышишь?! — Мысленно воззвала я, чувствуя как слезы новым потоком бегут по мои щекам, и капают на его серебристую шерсть. — Слышишь?! Держись! Ты не можешь покинуть меня!

— Девочка… не плачь… — Услышал, а скорее едва ощутила я слабый ответ. У него не было сил даже связно думать, но самое главное он был жив! Жив!!!

Я прижалась к нему щекой, от облегчения начав всхлипывать даже громче.

— Боги как же я испугалась! Я уже думала, что потеряла тебя.

— Все будет, хорошо… не плачь малышка.

— Хорошо, я не буду плакать. — Пообещала я. — Ты только потерпи, сейчас вернется Халай, и мы тебе поможем. Обязательно поможем.

— Кто еще знает?…

— Только Борн, он тут рядом.

— Хорошо. — Прошелестело в моей голове, словно вздох и почти сразу кануло в черную пустоту. Я испуганно прислушалась к своим ощущения, неужели?… Но нет, сердце бьется, и можно различить дыхание. Значит, живой.

Очень может быть, что со стороны я выглядела как умалишенная, разговаривая, сама с собой. Судя по лицу Борна, он примерно так и подумал. Да ну и пусть. Какая, в сущности, мне сейчас разница? Важно лишь одно — чтоб Маркус выжил, чтобы остался со мной. И ради этого я готова выглядеть хоть в конец ополоумевшей в глазах окружающих. Потому что… потому что я люблю его! И пусть нам на самом деле не суждено быть вместе, как бы все не обернулось. Да я это знаю! И трезво оцениваю свои шансы на счастливую семейную жизнь со своим любимым. Этих шансов практически нет. Однако я люблю его и не переживу если он умрет…

Вернулся Халай со всем необходимым, не забыв прихватить даже запасные факелы. Он тут же без промедления принялся обрабатывать раны Маркуса, которые были поистине ужасны. Я с содроганием следила, за тем как горец промывает, а затем чем-то смазывает и перевязывает раны. И вздрагивала каждый раз от его прикосновений, словно это были мои раны. Халай конечно был предельно осторожен, и вряд ли Барс, провалившийся вновь в забытье, чувствовал боль, но я-то чувствовала. Наконец Халай закончил свою работу. Весь перевязанный зверь выглядел очень замученным, и у меня сердце кровью обливалось от жалости. Мы переместили его на подготовленный заранее лежак из веток и толстого плаща Халая, и я уложила голову Барса себе на колени, всей душой надеясь, что он сейчас очнется.

Борн и Халай убрали уж начавшие попахивать трупы, оттащили в недалекий овражек и завалили камнями. Разожгли маленький костерок, тщательно следя за тем, чтоб он не дымил. Оба не сговариваясь, сели спинами к огню зорко вглядываясь в ночную темноту и не выпуская оружия из рук.

Время шло, утекало сквозь пальцы, а Маркус все ни как не приходил в сознание.

— Нам нужно возвращаться в лагерь госпожа. — Наконец заговорил Борн. — Если кто-то обнаружит ваше исчезновение, начнется страшный переполох.

— Нет. — Решительно отрезала я. — Еще раз повторяю: ни куда я отсюда не уйду. К тому же если моего отсутствия до сих пор не заметили, до утра не стоит волноваться. Ведь не станет же кто-то среди ночи заглядывать в мою палатку, чтоб убедится, что я не пропала.

— Но к утру придется вернуться. — Заметил Халай. — А я останусь здесь.

— Посмотрим. — Неопределенно ответила я, не желая в данный момент пререкаться. Моя рука совершенно неосознанно ворошила мягкую шерсть Барса… И вдруг он открыл глаза. Не передать какое облегчение я в этот момент испытала.

— Как ты себя чувствуешь? — Глупый вопрос конечно, но мне показалось, глаза Маркуса сверкнули иронией.

— Бывало и хуже. — Ответил он.

— Куда уж хуже? Ты же еле живой!

— Я живучий как таракан девочка.

— Фу гадость, какая! — Сначала я хотела рассердиться, но потом поняла, что он специально шутит. — Лучше бы сказал, что у тебя девять жизней как у кошки.

— И это тоже.