фонарей, я иду по дорожке. Красиво, наверное, но я не замечаю этой красоты.

— Пришла? — раздается голос Германа.

Он стоит под раскидистым деревом возле входа в дом. На нем только шорты. Словно даже этим он хочет подчеркнуть, для чего меня позвал.

Оглядываюсь по сторонам. Он разве один?

Глава 33

Даниэла

— Пришла, — отвечаю тихо.

И тут же задаюсь вопросом, зачем я это сделала? Что Герман планирует делать со мной? И кто тот третий, про которого он говорил? Я его не видела никогда, а он будет до меня дотрагиваться… И я должна буду дотрагиваться до него… Нет, я так не могу. Содрогаюсь от отвращения.

— Хотя я передумала! Выкладывай видео в сеть… Или что ты там собрался делать… Мне всё равно! Но ко мне больше приближаться не смей! Ясно тебе? — разворачиваюсь, чтобы убежать.

На глазах слезы, в груди всё жжет. В голове только одна мысль — я больше никому не поверю. И полюбить никого не смогу.

Я дергаюсь, чтобы пуститься в бега, но Герман меня ловко перехватывает.

Обнимает. Вжимает в свое сильное тело спиной.

— Нет тут никого… Я просто задолбался тебя уламывать…

Хочу начать спорить и объяснять, что ему не надо меня уговаривать. Ему меня надо отпустить. Потому что ничего у нас быть не может. Мне такой формат не нужен. Мне нужно совсем другое… Мне нужна любовь…

Он разворачивает меня лицом к себе.

— И на развод уже подал… — раздается его тихий голос.

От такого заявления у меня в буквальном смысле открывается рот.

В свете фонарей мне хорошо видно его лицо. И глаза. Он так жадно на меня смотрит…

— А как же дети? — шепчу я, пытаясь нащупать правильный путь, который уходит из-под моих ног. Получается, я разваливаю чужую семью, отбираю отца у детей…

Лицо Германа приближается к моему до критической отметки.

И вот он уже шепчет мне в губы:

— Ты про меня даже не гуглила, Дань? А вот это уже по-настоящему обидно. Я настолько неинтересный? Ты подрываешь мою самооценку.

Пытаюсь отстраниться. Он не отпускает, сильнее сжимает в крепких руках.

— Если бы посмотрела, то узнала бы, что детей у меня нет.

— Но ты же говорил, — возражаю, переставая вообще что-то понимать.

— Говорил, потому что хотел зацепить, вызвать на эмоции, — как маленькой втолковывает мне мужчина.

— Зачем?! Я же для тебя как кусок мяса… Да и не только я. Вообще женщины. Сегодня одна, завтра другая.

— А ты так много обо мне знаешь, Дань?

А ведь он прав… Я знаю о нем почти ничего. Кроме того, что он снимал меня без моего согласия и теперь принялся шантажировать.

— Нет. Не много. И не хочу ничего знать! Я хочу… — начинаю яростно.

— Ты и сама себя не знаешь. Чего хочешь — тоже не знаешь, — он всё так же близко, — Давай покажу тебе?

Он подхватывает меня, и уже через несколько секунд я сижу на столике под тем самым раскидистым деревом. Почему он не дает мне уйти? Я же шлюха, на которой будет стыдно жениться любому нормальному мужчине…

И почему я не врываюсь, а неотрывно смотрю в его глаза? Может быть, потому что вижу в них такой голод, что это меня останавливает от решительных действий? Или я просто на них не способна?

Герман большой, сильный… Мне было с ним хорошо… Дрожь сотрясает мое тело, когда его руки движутся по моим бедрам под платье. Я позволяю, загипнотизированная его темным, порочным взглядом. Как кролик перед удавом, честное слово. Мозг командует, что надо уйти, потому что Герман — плохой человек, и мне не подходит. А вот тело… Тело реагирует, пугая меня своими реакциями.

Становится жарко. Сердце барабанит как после бега. Во рту пересыхает, а низ живота наливается томительным ожиданием мужской ласки. Если еще раз, ведь это ничего страшного? Сейчас мы с ним вдвоем. Нет никого постороннего, третьего, лишнего. И так кажется правильно.

Вот он, не торопясь, стягивает с меня трусики. Держит меня взглядом, изучает, как я реагирую. Ткань скользит по коже ног, разгоняя во мне кровь и желание близости. Так что… Плохо я реагирую. Отвратительно. Он — опасен. А я без трусов на каком-то столе на улице… И сил нет прекратить.

Он присаживается на корточки. Видит меня там. Сдергивает кружевные трусы со ступни, на которой они повисли… И целует колено. Замираю. Паника подкатывает к горлу. Что он делать собрался? Не может же он? Такие, как Герман, думают лишь о собственном удовольствии.

Однако мужские губы начинают целовать внутреннюю поверхность бедра. Внутри меня требовательно сжимается пружина. С губ срывается стон. Пусть… Пусть целует. Ведь хорошо же.

— На спину откинься, — командует. Даже сейчас.

Подчиняюсь. Распахиваю глаза и вижу ночное небо с яркими звездами. Именно в этот момент горячий, влажный язык касается клитора. Меня пронизывает импульс, содрогаюсь всем телом, хочу свести ноги вместе. Герман не дает.

— Тихо, тихо. Какая ты чувствительная. Я тебя поласкаю. Только и всего.

Его язык умело меня вылизывает — сначала проходится по большим губкам, потом переходит к малым, потом дотрагивается до клитора. Утопаю в сладкой неге. Руки Германа гладят мои ноги. Доходят до ступней, массируют их, возвращаются к бедрам. Я теряю контроль окончательно. Да и был ли он у меня?

Глаза прикрыты. Я полностью сосредоточена на собственных ощущениях. Мышцы влагалища напряжены и жаждут разрядки. Хочу член внутри… Как же я хочу этого… Еще чуть и сама буду просить. Герман прав, я сама себя не знаю.

Потом он ставит мои ноги себе на плечи и начинает ритмично всасывать в рот клитор. Я кричу. И скребу ногтями по поверхности стола. Он… Что он сделал со мной? Это не я…

Я уже чувствую приближенье оргазма. Вот сейчас… Еще чуть-чуть… Вместо этого ощущаю горячий ствол у своего входа. И первый толчок.

Ахаю и пробую сесть от смены ощущений. Герман перехватывает мои запястья, вжимает в стол. И начинает меня трахать. Грубо, размашисто. Я взрываюсь почти сразу. Улетаю… Распахиваю глаза и снова вижу небо. Когда оргазм откатывается, нет сил даже шевелиться. Я просто принимаю мужчину в себя. Яростного, неудержимого, желанного. Пусть и на этот краткий миг.

Пропускаю момент, когда спираль желания закручивается по новой. И я снова горю. И снова жажду. Только Герман кончает. Бурно и долго. Я не успеваю второй раз.

Он не выходит из меня и начинает резко натирать клитор, по-прежнему держа меня за руки, теперь