Она подошла, взяла меня за руку, и тигриные глаза вдруг сделались огромными, а взгляд – вкрадчивым и задушевным.

– После вчерашней ночи, – хрипло прошептала она, – я поняла, что у нас большое будущее, Гарри. У тебя и у меня, вместе.

Я же несколько часов пролежал без сна и пришел к некоторым выводам. Что бы ни находилось в свертке, это не самолет. Наверное, какая-то малая его часть, дающая понять, к какому целому она относится. Почти наверняка это не самописец. Джимми Норту просто не хватило бы времени извлечь из фюзеляжа «черный ящик», даже если бы он знал, где находится эта штуковина, и имел бы под рукой необходимые инструменты. И не одна из ракет. У свертка не тот размер и не та форма. В нем невысокий круглый предмет, созданный без оглядки на аэродинамику.

Следовательно, в брезенте скрывается что-то относительно безобидное. Если возьму с собой Шерри Норт и подниму сверток на поверхность, разыграю с руки одну из младших карт, хотя выглядеть она будет как сильный козырь.

Не стану ни о чем рассказывать: ни о месте крушения у Артиллерийского рифа, ни о связанных с ним ценных предметах.

К тому же всегда полезно пошарить в бурьяне и посмотреть, что из него выползет. Будет весьма поучительно взглянуть на реакцию мадемуазель Норт, когда она сочтет, что ей известно, где затонул «Кузнечик».

– Гарри, – вновь прошептала она. – Прошу… – Придвинулась. – Неужели ты мне не веришь? Со мной такое впервые! Как только увидела тебя… сразу поняла…

Я, отвлекшись от своих выкладок, тоже подсел к ней и сделал вид, что меня, рубаху-парня, обуревает похоть.

– Дорогая, – начал я, подавился собственным голосом, заключил ее в крепкие медвежьи объятия и почувствовал, как она напряглась от недовольства, когда я размазал помаду и взъерошил педантично уложенную прическу. Заметно было, каких усилий ей стоило ответить мне с аналогичной страстью.

– Ты тоже это чувствуешь? – донесся из глубины объятий приглушенный моими грудными мышцами вопрос.

Только для того, чтобы развлечь себя и полюбоваться ее лицедейством, я снова взял ее на руки и утащил на затхлую неприбранную кровать, где хрипло забормотал:

– Сейчас увидишь, что я чувствую…

– Дорогой, погоди! – отчаянно возразила она.

– Почему это?

– У нас много дел. Позже будет время… Сколько угодно времени.

Я с деланой неохотой отпустил ее, но на самом деле был очень рад, потому что после огромного куска ветчины и трех чашек кофе в постели у меня непременно разыгралась бы изжога.

«Танцующая» вышла из Гранд-Харбора в самом начале первого и сразу направилась на юго-восток. Команде было велено провести день на берегу: я сказал, что рыбачить не планирую.

Чабби бросил взгляд на Шерри Норт – та раскинулась в бикини на палубе кокпита – и уклончиво нахмурился, но Анджело выразительно закатил глаза и с неподражаемой интонацией спросил:

– Круиз любви и страсти?

– Скотина ты, и мысли у тебя скотские, – пожурил его я, а он радостно засмеялся, словно я отпустил ему изысканнейший комплимент, после чего оба ушли в город.

«Танцующая» без приключений пробиралась по ожерелью островов и атоллов, а в начале четвертого я вышел в глубоководный пролив между островами чаек – Большой и Малой – и свернул на открытое мелководье между восточным берегом Большой Чайки и синевой Мозамбикского пролива.

Ветра было ровно столько, чтобы сделать день приятно-прохладным и покрыть воду хлопьями белой ряби.

Осторожно маневрируя и посматривая на остров, я привел «Танцующую» на место, сверился с ориентирами и подвинул катер чуть дальше – с поправкой на ветер, – после чего выключил двигатели и метнулся на переднюю палубу бросить якорь.

«Танцующая» развернулась и встала на нужном месте – как и полагается благовоспитанной даме.

Шерри следила за моими телодвижениями непроницаемым кошачьим взглядом.

– Здесь?

– Здесь. – Рискуя переиграть с ролью влюбленного пентюха, я показал ей ориентиры. – Видишь вон те две пальмы, наклонились которые? И вон ту, справа, на горизонте? Проведи между ними воображаемую черту.

Она молча кивнула, и у меня вновь сложилось впечатление, что эта информация аккуратно подшита к делу.

– И что теперь?

– Здесь нырял Джимми, – объяснил я. – А вернулся на борт в сильнейшем волнении. Стал секретничать с остальными двумя – Мейтерсоном и Гаттри, – и они тоже разволновались. Джимми нырнул снова, с веревкой и куском брезента. Долго был под водой, а когда вынырнул, началась стрельба.

– Да-да, – с готовностью кивнула она. Похоже, упоминание о гибели брата ее не тронуло. – Теперь пора уплывать, пока нас не увидели.

– Уплывать? – Я взглянул на нее. – Я думал, мы собираемся посмотреть, что там.

Она поняла свою ошибку:

– Надо организовать все как следует и вернуться во всеоружии, когда договоримся насчет подъема и транспортировки…

– Любимая, – с ухмылкой перебил я, – я тащился сюда не для того, чтобы уйти, не глянув хотя бы одним глазком.

– Думаю, не стоит, Гарри! – крикнула она мне вслед, но я уже открывал машинный люк. – Давай вернемся в следующий раз! – не унималась она, но я уже спустился к стойке с воздушными баллонами и взял с нее дрэгеровскую[5] сдвойку.

Я приладил запорный клапан и присосался к резиновому мундштуку, чтобы проверить уплотнитель.

Бросив взгляд на люк, я убедился, что Шерри за мной не подсматривает, и дернул потайной рубильник электросистемы. Теперь никто не сможет завести «Танцующую», пока меня не будет на борту.

Я поднялся, вышел в кокпит и свесил за корму трапик для спуска в воду. Потом, облачившись в неопреновый гидрокостюм без рукавов, но с капюшоном, нацепил утяжеляющий пояс, подвесил нож, надел ласты и панорамную маску «Немрод».

Закинув за спину баллоны, я взял бухту тонкого нейлонового троса и прицепил ее к поясу.

– Что будет, если ты не вернешься? – впервые насторожилась Шерри. – В смысле, что будет со мной?

– Иссохнешь от тоски и умрешь, – объяснил я и отправился в воду: не эффектно кувырнувшись за борт спиной вперед, но чинно спустившись по лестнице, что больше подходит моему возрасту.

Вода была прозрачной, как горный воздух, и я, погружаясь, видел дно в мельчайших подробностях, хотя до него оставалось пятьдесят футов.

В пятнах солнечного света коралловый ландшафт переливался небывалыми цветами и оттенками. Я опускался ниже, оставляя позади все возрастающую толщу воды. Рельефные очертания смягчились, смазались и наконец зарябили мерцающими самоцветами мириад тропических рыб: вымоины и высокие коралловые башни, а между ними целые поля взморника и полоски ослепительно-белого кораллового песка.

Ориентиры я тогда приметил на удивление верно, хотя уже терял сознание от кровопотери: якорь «Танцующей» едва не задел брезентовый сверток.