– Так точно, эксцелленц! Но служба для меня превыше всего!

– Я не сомневаюсь в этом, полковник. Не бойтесь, – фон Вальдерзее улыбнулся, – отпуск от вас никуда не денется. Скажите, ваше поместье находится недалеко от Бреслау[36]?

– Именно так, эксцелленц!

– Тогда отправляйтесь в свой замок. Но ваш отпуск все же придется прервать. Двенадцатого числа вы отправитесь поездом из Бреслау в Пресбург[37], а оттуда на дилижансе до Нойзатца[38] и далее в Белград. На границе вас встретят. Вы сможете уехать обратно либо двадцать девятого, либо тридцатого октября. Ваш отпуск будет продлен на то время, которое вы проведете в пути, плюс лишние десять дней – все равно для IV Корпуса в ближайшее время никаких серьезных учений не намечается. Знаю, что погода в Силезии в ноябре не очень, но хоть так вы отдохнете. К тому же, выполнив порученное вам, вы окажете услугу самому… – тут фон Вальдерзее глазами указал на висящий в его кабинете портрет короля Пруссии Фридриха-Вильгельма IV.

– Zu Befehl[39], эксцелленц! – я щелкнул каблуками сапог. При этом шпоры издали приятный звон.

– Да, кстати, – фон Вальдерзее пристально посмотрел мне в глаза, – в интересах дела вы отправитесь в Турцию в партикулярном платье – австрийцы могут весьма нервно отреагировать на ваш военный мундир. И возьмете с собой вашего адъютанта.

– Jawohl, эксцелленц!

– Кроме того, узнав, что вам после инспекции придется снова вернуться в Пруссию, турки попросили, чтобы вы оставили у них специалиста, который поможет им выполнить ваши рекомендации. Одиннадцатого числа в Швайдниц прибудет русский капитан Арнинг. Он хорошо говорит по-немецки, поэтому вы представите его туркам как нашего специалиста по фортификации. Вы поделитесь с ним всей имеющейся у вас информацией и ответите на любые его вопросы.

– Но у практически любого русского будет либо русский акцент, либо остзейский, так что турки его быстро раскусят. Да и не слыхал я никогда про специалиста по фортификации с такой фамилией…

– У Арнинга, Herr Oberst[40], русского акцента не будет. Что же касается фортификации, то русские меня заверили в том, что он неплохо разбирается в этом деле.

– Jawohl, эксцелленц! – сказал я, хотя в душе у меня заскребли кошки. Понятно, конечно, что у русского там будет свой интерес – и что, когда там начнутся серьезные бои, меня уже не будет в Силистрии. Так что формально Пруссию никто ни в чем обвинить не сможет. Если, конечно, турки не сообразят, что он русский – тогда скандала не избежать.

Всю последующую неделю я был раздражительным и недовольным, даже успел раз или два повысить голос на свою любимую Марию, чего со мной практически никогда не случалось. Кроме того, два или три вечера я сидел и составлял записки об укреплениях Силистрии и других крепостей Дунайской линии.

А сегодня с утра меня отвезли в Швайдниц, где я сел на поезд в Бреслау. В «Цум Штерн» я попросил хозяина пригласить этого самого Арнинга ко мне в номер, как только он прибудет в гостиницу…

– Капитан, а вы и в самом деле разбираетесь в фортификации?

– Конечно, я не такой специалист, как вы, господин полковник, – мой собеседник почтительно поклонился мне, – но кое-что я знаю о строительстве оборонительных сооружений. В частности, я знаком с работами Вобана, с крепостями Северной Европы, с вашей Дунайской линией, с линией Мажино…

– Мажино? Никогда не слышал о такой. Где это – во Франции?

Тот замялся, чуть покраснев, и я, сложив манеру его поведения, детские сады в Гамбурге и эту неизвестную мне оборонительную линию, напрямую спросил его:

– Скажите, капитан, а вы не из той ли таинственной эскадры, которая так блестяще проявила себя в сражениях на Балтике и на Черном море? Я вижу по вашему лицу, что да. И вы, ходит такой слух, из будущего… Если так, то я могу предложить вам, скажем так, небольшой обмен. За сведения о Дунайских укреплениях турок вы расскажете мне кое-что о вашем будущем. Обещаю хранить все услышанное от вас в секрете. Ведь недаром некоторые офицеры называют меня Молчальником Мольтке. Могу вас заверить, что все то, что я узнаю от вас, не пойдет во вред вашей державе. Кстати, если вы желаете, то мы можем продолжить нашу беседу на русском языке.

Капитан немного подумал, а потом отрицательно покачал головой:

– В нашей поездке будет лучше, если мы будем говорить только по-немецки – иначе мы можем случайно перейти на русский в гостях у турок. Насчет же вашего предложения… Я могу рассказать вам о том, о чем вы меня просите, лишь получив на то разрешение моего начальства. Полагаю, что я смогу вам сообщить об этом не позднее завтрашнего утра.

– Гм, у вас что, есть возможность такой быстрой связи?

– Да, но на ограниченное расстояние.

Я заметил, что он не сказал мне ничего ни про то, как именно эта связь осуществляется, ни про пределы ее действия.

– Хорошо, господин капитан, этого для меня вполне достаточно. Вот здесь, – я протянул капитану увесистую папку, – все, что я смог вспомнить об укреплениях Дунайской линии, и особенно Силистрии. Более свежую информацию и сведения о планах турок мы получим уже на месте. А насчет секретности… С нами поедет лишь лейтенант Штайнмюллер, и я позабочусь, чтобы он не присутствовал при наших разговорах, равно как и при инспекции фортификаций.

Открылась дверь, и фрау Фитцек внесла поднос с двумя тарелками с «силезским небом» – моей любимой свининой, запеченной с яблоками – и с еще двумя кружками пива, а также рюмочками штонсдорфского шнапса «на тридцати горных травках». Поставив все это перед нами, фрау Фитцек поклонилась и ушла. Мы поели, и я, оставив на столе деньги за ужин, откланялся – завтра наш поезд уходит в девять утра, и надо хорошенько выспаться перед дорогой.

12 (24) октября 1854 года.

Балтийское море. Борт ПСК «Выборг»

Штабс-капитан Гвардейского Флотского экипажа

Домбровский Николай Максимович

Эту доселе мне незнакомую песню запустили по корабельной трансляции, как только моряки на причале отдали швартовы, и полоска между пирсом и бортом корабля стала постепенно увеличиваться. А я стоял и смотрел, как с пристани Мейбел машет мне голубым чепчиком. Эх, милая, когда мы еще увидимся… Ей посчастливилось выжить на Балтике, когда в яхту, на которой она находилась, попало два французских ядра. А я вот каким-то чудом вернулся живым и практически невредимым из своего крымского вояжа. Но что-то мне подсказывает, что на этот раз все будет значительно сложнее…