Я опять выпадаю из реальности, но кто-то резко дергает рукав моей толстовки, и я с пробуксовкой торможу.

Надо мной возвышается бледная Раиса Вячеславовна, от нее за версту несет шоком и корвалолом.

— Ходорова, ну как же так? Ума не приложу, как могло произойти такое ЧП! Ты все десять лет была лучшей ученицей по уровню подготовки, у тебя самый высокий средний балл!

Свершилось: классная узнала результаты дурацкого теста, а я, сколько ни прокручивала в мыслях этот момент, все равно оказалась к нему не готова. Поправляю болтающийся за спиной мешок с кроссовками и на ходу придумываю оправдания:

— Я плохо себя чувствовала и не смогла сосредоточиться. Не смертельно, я и без этих курсов в универ поступлю. Пусть квотой пользуется Инга, она ведь тоже достойна…

— Способности у Бобковой, безусловно, есть, но… Твой папа уже в курсе? Он не будет иметь претензий к школе за то, что мы это допустили? И еще… не могла бы ты ему передать, что перевод уже второй месяц задерживается? Я не смогу больше содействовать вам в завышении оценок по остальным предметам.

— Что? — я давлюсь майским воздухом и вырываю руку из ее крепкого захвата. — Отец платил вам за мои оценки⁈ А… Анна Игнатовна знала?

— Анна Игнатовна такое не одобряла и пресекала на корню, но тебя и Илюшу всегда жалела… — Раиса вспыхивает и отводит глаза, а мне вдруг становится до тошноты противно и горько. Все вокруг прикрывают лишь свои задницы, заботятся о престиже и видимости нормы, и их не интересуют причины и следствия. Если ты забитый и бедный и не имеешь нужных знакомств, тебе никогда не достигнуть желаемого. Никто и с места не сдвинется ради спасения утопающего. Разве что… Волков.

Я отшатываюсь, изображаю пластиковую улыбку и заверяю:

— У отца точно не будет претензий, Раиса Вячеславовна! И перевода, видимо, тоже. Он нас бросил, теперь ему на меня наплевать. Можете спокойно объявлять результат.

Раиса жаждет подробностей, но тут же поджимает губы и отваливает, а я едва сдерживаю внезапное желание во весь голос заорать.

Выходит, Волков действительно ни при чем, его приезд по чистой случайности совпал с отцовским решением больше не покупать мне оценки, и из-за этого на меня посыпались школьные неприятности. Но Ваня зрит точно в корень — я никогда не была лучшей, а действительно достойной ученице Инге попросту перекрывали кислород. Хорошо хоть, я узнала всю правду сейчас, а не в сорок, как моя бедная, ни к чему не приспособленная мать.

Решение прогулять назревает спонтанно — дождавшись, когда классная скроется в холле, я сворачиваю с тротуара и спешу к короткому зеленому составу, скучающему на куцем отрезке шпал.

Взбираюсь в пахнущее мазутом и ржавчиной нутро, падаю на выжженное спичками сиденье и на пару мгновений зарываюсь носом в ладони. Меня окружает полнейший разгром, помойка и запустение, от большой воды веет холодом и ужасом, но луга за школьным садом покрылись желтым ковром одуванчиков, а безоблачное небо приобрело насыщенный оттенок лазури.

Я в тупике, мои пути тоже обрублены, но отчаяние не придавливает к земле — напротив, заставляет еще яростнее предаваться мечтам.

Пусть у меня пока нет внятных планов на будущее, а прошлое превратилось в мираж, но в сердце столько эмоций и нерастраченной нежности, что оно вот-вот разорвется на мелкие кусочки. У меня за душой миллион интересных историй, вопросов и наблюдений, которыми не с кем поделиться. Мне некому показать волшебную поляну. Потому что настоящего друга у меня нет.

Тренькнув, оживает школьный чат — Петрова прислала кружок с новым видео. Я заранее знаю, что на нем запечатлено, но заставляю себя досмотреть до конца.

Ошарашенная Инга принимает поздравления — пожимает руки ребятам и целует девчонок в щечки. Наконец вперед выдвигается Волков и, смутившись, признается, что страшно горд за нее.

— Борись до конца и больше ни на кого не оглядывайся. У тебя есть все, чтобы быть счастливой! — он обнимает ее, похлопывает по плечу и искренне улыбается. — Серьезно, Инга, я сейчас точно расплачусь!

* * *

Я долго бросаю камешки в воду, гуляю по Сосновому, покупаю в автомате любимый латте с вайбом загадочного и недосягаемого Волкова, возвращаюсь в вагон и с упоением пью.

Шестым уроком в расписании физра — то, что нужно, чтобы привести в тонус мышцы и проветрить закоротившие мозги. Воровато осмотревшись, стаскиваю джинсы, натягиваю спортивные леггинсы и меняю ботинки на белые «Найки».

За пять минут до звонка я являюсь на школьный стадион и, набросив капюшон и засучив рукава толстовки, разминаюсь в сторонке. Мне противно от себя прежней — от лжи, заблуждений и принесенного людям горя, от малодушия классной и от своей чокнутой семейки. Я благодарна ребятам за то, что они не обличают меня, не бросают в грязь шмотки и не гнобят, но признаться в этом вслух никогда не смогу.

Инга застегивает олимпийку, перехватывает мой взгляд и решительно идет в мою сторону, а меня накрывает паническая атака.

Что я ей скажу? Признание обесценит ее достижение, а это не нужно ни мне, ни ей…

— Ты же не специально провалила тест, Лер? — она прищуривается и заправляет за ухо светлую прядь, а я вязну в растерянности и стыде. — Не специально, да? Или…

С трудом припоминаю тон, которым обычно с ней общалась, вскидываю подбородок и надменно ухмыляюсь:

— Что «или», Бобкова? Не бери на себя слишком много: тебе поддаваться я бы точно не стала. И, на будущее: успехи нужно уметь принимать, иначе так и останешься неудачницей с единственным достижением в жизни!

Сидящий на лавочке Волков перестает затягивать шнурки на кроссовках, выпрямляется и откровенно пялится. Черный взгляд ничего не выражает, но прожигает меня насквозь, и кожа под толстовкой покрывается мурашками. Я борюсь с желанием показать ему средний палец или снова броситься на шею, но отворачиваюсь и благоразумно отхожу к одноклассникам, галдящим у беговой дорожки.

Физрук, дожевывая соленый огурец, выстраивает нас у белой линии и обрисовывает задачу преодолеть девятьсот метров за минимальный отрезок времени.

Раздается пронзительный свисток, но я не собираюсь ставить рекорды. Стартую, набираю комфортную скорость, опережаю ребят на полкруга и остаюсь в гордом одиночестве. Вскоре позади раздается шарканье подошв, меня легко нагоняет Волков и, поравнявшись, держится в том же темпе.

— Это правда? — он заходит с козырей, ждет ответа и морщится, словно от