– Все в порядке? – спрашивает он, подойдя, а потом целует меня в лоб, в нос и в губы.

Я решаю не поднимать тему назревающего визита моей мамы. Мы просто постараемся извлечь максимум из того времени, которое у нас осталось.

– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше, – говорю я. Я благодарна хотя бы за то, что об этом мне лгать не приходится.

КОГДА МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ГОСТИНИЦУ, уже близится вечер. Олли включает в номере свет и потолочный вентилятор, а потом прыгает на кровать, совершая кувырок в воздухе. Он ложится на одну сторону кровати, потом двигается на другую.

– Я буду спать на этой стороне, – заявляет он, выбрав левую, что ближе к двери. – Я сплю слева. Чтобы ты знала. На будущее. – Он садится, опираясь на матрас ладонями. – Помнишь, я говорил, что кровати Мёрфи – верх комфорта? Забираю свои слова назад.

– Ты нервничаешь? – вырывается у меня. Я включаю лампу с правой стороны.

– Нет, – отвечает Олли чересчур поспешно. Он скатывается на пол и остается там.

Я присаживаюсь на край кровати со своей стороны и подпрыгиваю в качестве эксперимента. Матрас скрипит в ответ.

– Почему ты спишь слева, если ты спишь один? – спрашиваю. Я забираюсь на кровать с ногами и ложусь. Олли прав. Она на редкость неудобная.

– Может, я просто жду, – отвечает он.

– Чего?

Олли не отвечает, поэтому я перекатываюсь к его краю кровати и смотрю на него. Он лежит на спине, положив одну руку на глаза.

– Компании, – говорит он.

Я ложусь обратно, краснея.

– Ты вроде как безнадежный романтик, – замечаю.

– Конечно. Конечно.

Мы погружаемся в молчание. Вентилятор над нами тихо жужжит, гоняя по комнате теплый воздух. Я слышу, как в коридоре раздаются звоночки лифтов и тихое бормотание проходящих мимо людей.

Несколько дней назад мне казалось, что одного-единственного дня Снаружи мне будет достаточно, но теперь, когда этот день подошел к концу, я хочу еще. Не уверена, хватит ли мне целой вечности.

– Да, – признает Олли через некоторое время. – Я нервничаю.

– Почему?

Он делает вдох, и я не слышу выдоха.

– Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе. – Он произносит эти слова совсем не тихо. Скорее наоборот, чересчур громко и поспешно, как будто они долгое время ждали возможности вырваться.

Я приподнимаюсь на локтях, потом снова ложусь, а потом сажусь. Мы говорим о любви?

– Я тоже никогда такого не испытывала, – шепотом говорю я.

– Но у тебя все иначе. – В его голосе слышится отчаяние.

– Почему? Как?

– Для тебя все в первый раз, Мэдди, а для меня нет.

Я не понимаю. Ну и что, что этот раз – первый, он же от этого не менее настоящий, верно? Даже у Вселенной есть начало.

Олли молчит. Чем больше я думаю о том, что он сказал, тем больше расстраиваюсь. Но потом осознаю, что он не пытается пренебречь моими чувствами или преуменьшить их. Он просто боится. Учитывая мой скудный выбор, что, если я выбрала его по умолчанию?

Он снова вздыхает:

– Разумом я понимаю, что уже влюблялся раньше, но сейчас все иначе. Влюбиться в тебя – это лучше, чем в первый раз. Это как в первый раз, и в последний, и единственный раз одновременно.

– Олли, – говорю я, – честное слово, я знаю собственное сердце. Это одна из тех вещей, которые мне знакомы.

Он снова забирается на кровать и выбрасывает руку в мою сторону. Я прижимаюсь к нему и кладу голову в углубление в форме Мэдди между его шеей и плечом.

– Я люблю тебя, Мэдди.

– Я люблю тебя, Олли. Я любила тебя еще до того, как с тобой познакомилась.

И так, в обнимку, мы проваливаемся в сон. Никто из нас больше ничего не говорит, мы позволяем миру шуметь для нас какое-то время, потому что все остальные слова сейчас не имеют никакого значения.

Я МЕДЛЕННО, ЛЕНИВО ПРОСЫПАЮСЬ, а потом вдруг понимаю, что мы наделали. Смотрю на часы. Мы проспали больше часа. У нас почти не осталось времени, а мы потратили его на сон. Я снова бросаю взгляд на часы. Десять минут на то, чтобы сходить в душ, и еще десять, чтобы найти идеальное место на пляже, где мы будем наблюдать за тем, как угасает наш первый и последний день вместе.

Я трясу Олли, бужу его и бегу одеваться. В ванной комнате влезаю в свое безразмерное платье. Оно подходит всем, потому что низ у него расклешенный, а верх сделан из эластичной гофрированной ткани, которая легко растягивается. Я распускаю волосы, и они объемными волнами рассыпаются по плечам, ложатся на спину. В отражении моя кожа светится теплым коричневым оттенком, а глаза сияют. Я просто воплощение здоровья.

Олли сидит на ограждении балкона. Его поза кажется опасной, несмотря на то что он держится за поручень обеими руками. Я напоминаю себе, что он отлично владеет телом.

Увидев меня, он улыбается, но не просто улыбается. Он Олли и в то же время не Олли, его взгляд кажется пронзительным, он следит за моим приближением. Я ощущаю каждый нерв в своем теле. Как он делает это одним только взглядом? Произвожу ли я на него такое же действие? Я останавливаюсь у стеклянных раздвижных дверей балкона и смотрю на него. На нем облегающая черная футболка, черные шорты и черные сандалии. Ангел смерти на отдыхе.

– Иди сюда, – говорит он, и я подхожу.

Он замирает и крепче сжимает поручень. Я вдыхаю его свежий запах и поднимаю взгляд. Его глаза похожи на чистое синее озеро, и я не вижу дна. Олли спрыгивает с поручня и вынуждает меня отходить назад, пока я не натыкаюсь на столик. Через мгновение он прижимается ко мне и целует меня со стоном. Наш поцелуй длится до тех пор, пока мне не становится трудно дышать, пока мой следующий вдох не становится его вдохом. Мои руки на его плечах, касаются его шеи сзади, путаются в его волосах. Они не знают, где задержаться. Я словно наэлектризована. Я хочу все, все сразу. Олли отрывается от моих губ, и мы стоим, отрывисто дыша, касаясь друг друга лбами и носами. Его руки слишком крепко сжимают мои бедра, мои ладони прижаты к его груди.

– Мэдди. – В его глазах вопрос, и я говорю «да».

Я с самого начала знала, что скажу ему «да».

– А как же закат? – спрашивает он.

Я качаю головой:

– Завтра будет еще один.

На его лице отражается облегчение, и я не могу сдержать улыбку. Он снова вынуждает меня сделать несколько шагов назад, через двери балкона. И наконец мои икры оказываются прижаты к кровати. Я сажусь. А потом снова встаю. Мне проще было спрыгнуть с Черной скалы.

– Мэдди, нам не обязательно это делать.