Потом я выжал одежду, разложил ее возле жерла на тех камнях, что были погорячее, поел, а после растер руками свое тело, зардевшееся здоровым румянцем.

После я проверил еду и питье, и прочие вещи, хранившиеся в ранце, однако все было в порядке, прочный кисет и надежный ранец не пропускали воду. А потом я ел и пил, следя за тем, как сохнет мое снаряжение, и даже походил по низине — так не терпелось мне побыстрее надеть панцирь. Время от времени я поворачивал свои вещи, но они все дымились парком, и мне пришлось неоднократно перевернуть одежду, прежде чем она высохла.

Тем не менее, произошло это достаточно быстро, и я торопливо надел панцирь, немедленно ощутив, что отвага и сила вернулись ко мне после вызванного наготой бессилия. Скажу честно: всякий оказавшийся на моем месте чувствовал бы себя подобным образом.

После я выбрался из низины и взял Дискос в руку. Спать у жерла было небезопасно, и я намеревался найти более подходящее место для сна. Прошло тридцать семь часов после моего пробуждения. Вы, конечно, помните, сколь жуткие испытания выпали на мою долю, и какая усталость одолевала меня; сон будет крепок, и я должен был найти безопасное место, чтобы изгнать усталость из сердца и залечить ушибы, нанесенные мне Желтой Тварью.

Наконец после недолгих поисков я заметил слева от себя скалу среди моховых кустов и направился к ней. Обнаружив в ее подножье отверстие, я погрузил в него Дискос и раскрутил его, чтобы осветить нишу; однако ничего в ней плохого не было, сухая и теплая, она предоставила мне убежище для сна.

Мне пришлось лечь и заползти в отверстие ногами вперед, я обнаружил, что оно уходит в камень на два человеческих роста, и такое широкое, что я могу совершенно свободно улечься в нем. Устроившись, я быстро заснул, даже не вспомнив толком о Наани, настолько одолевала меня усталость.

Проснулся я разом, ощущая себя бодрым и отдохнувшим. А потом подполз к входу в пещеру, выглянул наружу, но вокруг царил истинный покой, и ничто не грозило мне.

Проспал я десять часов и, обнаружив это, торопливо поел и попил, стремясь поскорее продолжить путь. И на сей раз я съел четыре таблетки, каковые мне причитались, учитывая вынужденный пост во время бегства от Пса и пути мимо Дома Молчания. Вы сочтете эту подробность несущественной, а я тогда был искренне рад, потому что пустой желудок досаждал мне все путешествие. Любой на моем месте чувствовал бы себя голодным, съедая сущие крохи и наполняя желудок водой. Тем не менее, я знаю, что подобное питание должно было сохранить в добром здравии мою душу и не позволить Силам Зла заметить мое тело.

Завершив пир, я напился воды, взял свое снаряжение и Дискос и вновь выступил на север.

Я вновь оказался возле Дороги, опять повернувшей на запад. Ноги так и приглашали меня на Дорогу; почва вокруг была неровной, а моховые кусты постоянно мешали идти. Тем не менее, я предпочел оставаться среди кустов, хотя дорога и была сравнительно гладкой; эта подробность должна подсказать вам, что я снова поднялся на ноги и более не прятался между кустов.

Вокруг царила полная тишина, и я уже не испытывал того жуткого страха, который одолевал меня у Дома Молчания.

Проведя в пути двенадцать часов, я заметил, что подошел к началу весьма великого и протяженного склона, уходившего вниз на север. Поев и попив, как было и на шестой час дневного перехода, я продолжил путь. Тут оказалось, что и Дорога исчезла; факт этот воистину ошеломил меня, — как если бы человек нашего века явился к месту, где кончается мир. Прожив всю свою жизнь в Пирамиде, я был уверен в том, что Дорога не знает конца.

Тем не менее, именно об этом повествовала маленькая металлическая книжица, и я мог бы заранее предсказать, что Дорога окончится. Однако глаз нуждается в доказательствах, и, быть может, хорошо, что это так.

Кроме того, вы должны учесть, что я несколько заблудился, потому намеревался выйти к северу от Дома Молчания, а после направлял свой путь вдоль дороги. Словом, я воистину заплутал во тьме.

Итак, я стоял и думал, а потом поглядел на далекую Пирамиду, казавшуюся теперь совсем небольшой. И я осознал, что вижу лишь самую маковку Великой Пирамиды, ее Последний Свет. Тут я удивился, но сразу понял, что дело в склоне, на который я вступил уже давно. Настал миг окончательного прощания с Великим Редутом, и я приуныл. Однако эфир вокруг меня вострепетал от эмоций, я понял, что меня по-прежнему видят через Великую Подзорную Трубу, а часовые заметки сообщают миллионам обо всем, что я делаю.

Поймите же теперь мое предельное одиночество. Тут я и опробовал компас, о чем уже рассказывал, а еще, чтобы не забыть этого сделать потом.

Итак, знакомая мне Ночная Земля осталась за краем Склона. Повернувшись спиной к Пирамиде, я поглядел вниз. Идти было некуда, передо мной лежала кромешная ночь, которую не нарушал даже огонек; бесконечный мрак нес на себе отпечаток Вечности. И склон уводил меня именно в эти лишенные света глубины.

И когда я стоял перед ликом Тьмы, глядя то на Последний Свет, то вперед, в ночи затрепетало Слово Власти, немедленно придавшее мне отваги и сил; потом я определенно ощутил, что оно донеслось ко мне из густого мрака, лежавшего над Великим Склоном. И все-таки слух мой выдал желаемое за действительное, потому что эфир не может показать то направление, откуда доносится духовный звук.

И я уже хотел послать Слово Власти элементами своего мозга, чтобы Наани узнала, что я иду к ней. Тем не менее, я остерегся, ибо Слово Власти может позволить Злым Силам Земли понять, где я нахожусь, и тогда они поторопятся уничтожить меня. Сдержав свои желания, я заставил себя обратиться к мудрости.

Однако Слово Власти прибавило мне отваги; я вслушивался, стремясь различить слова, но их не было; не повторились и тихие пульсации Слова. Вернувшись к своему, уже ставшему привычным положению, я в последний раз поглядел на Великую Пирамиду и долго не мог отвести от нее глаз, прощаясь без всяких жестов. А потом повернулся и отправился во тьму.

Вниз я шел очень медленно и осторожно. Поймите: меня окутывала такая Ночь, которая попросту стискивала душу; вам не приходилось ощущать ничего подобного, я не видел себя самого и думал только о том, что иду наугад и так будет вечно; в глухой этой тьме иногда мне казалось, что я ступаю не по земле, а опускаюсь в пустоту. Но я скоро исцелился от подобной глупости, для начала ударившись о стоявший торчком камень, а потом споткнулся о лежачую глыбу, ушибы немедленно напомнили мне, что иду я все-таки по земле, и возвышенные материи более не приходили мне в голову.

Словом, я спускался, лишь в этом находя для себя ориентир. Пребывая в предельной тьме, я проходил милю за час или два, горюя оттого, что не могу непринужденно идти вперед. Потом я сообразил, что я могу кое-как освещать себе путь, и время от времени стал раскручивать Дискос, чтобы видеть, что находится у меня под ногами. Запоминая направление внутренней памятью, потом я какое-то время вновь шел наугад, пока желание увидеть благословенный свет не одолевало меня в очередной раз, позволяя снова запомнить путь.