Я прекрасно знаю, что это не Юго. Мне хочется по-маленькому. Ищу здоровой рукой судно, кое-как пристраиваю его.

Кто-то насвистывает «Маринеллу». Невозможно помочиться, все зажато. Это не сон, я точно узнала первые такты, хотя их просвистели совсем тихо. Значит, это Юго. Убийца не такой кретин, чтобы тихонько прогуливаться под нашими окнами, насвистывая «Маринеллу».

«Маринелла, что за штуки, это ноги или руки, а когда я разобрал…» Боже правый, Элиз, да что с тобой, девочка моя? Неужели меня незаметно накачивают наркотиками? Укол, сделанный доктором. Или еда. Настой. Опухоль мозга. Асбест в колесах кресла. Эй, там, на улице, вы еще будете свистеть? Я больше ничего не слышу. Шаги пропали. Иногда люди не осознают, что спят. Может быть, я на несколько секунд провалилась в сон, и мне все это приснилось. Завтра все выяснится. Пока все спокойно. Не люблю я покой. Не люблю я такой покой.

Гадкий вкус во рту, нужен крепкий кофе. Я действительно плохо спала. Спрашиваю у Иветт, не слышал ли кто-нибудь этой ночью чего-то необычного. «Юго сказал, что примерно в час обходил дом и ничего не видел». Значит, это и в самом деле был современный вариант «Спите, добрые люди!» в исполнении Юго.

— Снег идет, — вздыхает Летиция. — Говорят, это дня на три.

— Зимы без снега не бывает! — восклицает Мартина своим неизменно жизнерадостным тоном, который начинает действовать мне на нервы.

— Сделаем снежную бабу! — решает Ян. — Мадам Реймон, мне нужна морковка, две картофелины и помидор. Эмили, иди с мадам Реймон. Кристиан, ты будешь помогать Эмили. А Тентен поможет Кристиану.

Смех. Собака с тявканьем идет за людьми, когти стучат по полу.

— А что мне делать? — спрашивает Жан-Клод, который переключает каналы с документального фильма о животных на документальный фильм по географии.

— О, ты нам пригодишься, приятель, — отвечает Ян. — Неужели я забыл сказать, что это тебя мы закатаем в снег!

Жан-Клод издает какое-то кудахтанье. Летиция простудилась, она не хочет выходить. Франсина рекомендует горячий чай с медом, Иветт — тминную настойку, мадам Реймон — гоголь-моголь. Летиция отвечает, что у нее есть свои лекарства, спасибо.

— Я написала отцу, — говорит она мне, бросаясь на диван. — Я здесь больше не хочу оставаться. Лучше поеду в Штаты, во Флориде есть институт, где плавают с дельфинами. Я хорошо плаваю с помощью рук. Папа раскричится, потому что это очень дорого, но в конце концов он всегда делает то, что я хочу. Он чувствует себя страшно виноватым после катастрофы. Он ехал слишком быстро. Это из-за него я стала инвалидкой. С тех пор я всегда получаю все, чего хочу!

И именно поэтому тебя так укололо, что Жюстина увела Леонара. Укололо. Укол. Я машинально подношу руку к щеке, она страшно болит. Щупаю языком десну, там все распухло.

— Можно подумать, что у вас крутое яйцо за щекой, — со смехом говорит Летиция. — Причем красное, ведь вся щека вымазана йодом.

Она снова прыскает. Бездумная веселость молодости. Звук быстрых шагов.

— У меня кое-что новенькое!

Не дав мне опомниться, Лорье поворачивает кресло и отвозит меня в сторонку.

— Марион Эннекен находилась в клинике одновременно с Вероник Ганс! И регистраторша в клинике узнала на фотографии Соню. «Очаровательная девушка, которая регулярно навещала кузину». А так называемая кузина, это была не кто иная, как Марион. Они были знакомы!

Он так возбужден, что двигает мое кресло взад и вперед.

— Она говорила мне, что ходит туда к своему психотерапевту. А на самом деле она навещала эту Эннекен! Но зачем?

Кажется, я слышу, как он грызет ногти.

— И еще одно: именно в это время Ян проходил стажировку по психиатрии. Сегодня утром я вспомнил, как Соня говорила, что один раз увидела его там и спряталась, потому что не хотела, чтобы он ее заметил.

А я припоминаю, как Ян говорил мне, что имя Марион Эннекен ему вроде бы знакомо.

— Наконец, наконец дело сдвинулось! Я прижму психа, который сделал это, клянусь вам! — внезапно заверяет меня Лорье.

Его голос дрожит от желания отомстить. И от тайного желания, чтобы виновным оказался Ян. Я уверена, что он задается вопросом, не в клинике ли познакомился Ян с Соней, и не встречалась ли она с ними обоими — с Яном и с самим Лорье — одновременно. У демона ревности самые цепкие когти и самые острые клыки. Уж я-то кое-что знаю об этом, я натерпелась от него не так давно, когда узнала, что Бенуа…

Вы лелеете память о мертвом, вы хотите найти убежище в идиллическом прошлом и вдруг обнаруживаете, что этот мерзавец обманывал вас в течение двух лет! Никогда не пожелаю подобного Лорье!

— Списки поступивших и выписанных больных того времени внесены в компьютер, но девушка, которая им занимается, будет только завтра. Попытаемся найти больных. И просеять весь персонал.

Блокнот. Из-за моих ран писать ужасно больно. Поэтому — только самое главное:

«Если Соня и Марион правда кузины?»

— Я выяснял у нотариуса. Вроде бы между Гастальди и Оварами нет никаких связей. Но, может быть, они кузины в здешнем понимании: какие-нибудь пятиюродные сестры или что-нибудь в этом роде.

«Может, знает мой дядя?»

— Я еще раз пытался связаться с ним, — вздыхает он. — На сей раз я имел дело с автоответчиком его мобильного. Я попросил перезвонить.

Ладно. Теперь остается только ждать.

— В супермаркете продают наборы для дартса, — продолжает Лорье. — Но на этой неделе никто их не покупал. Я настоял, директор проверил склад: одного набора не хватало.

Вор разгуливает по деревне, немного скучает, замечает дартс: «Ну-ка, а что, если вместо мишени будет старушка Андриоли?»

— А, вот вы где!

Мужественный голос Яна над моей головой.

— Привет, Филипп. Я искал Элиз, может быть, ей захочется пойти подышать воздухом.

Филипп Лорье захлопывает свою тетрадь.

— Есть минутка, Ян?

— Меня ждут больные…

— Ровно на минутку. Ты помнишь, как стажировался в психиатрической клинике?

— Конечно.

— Ты там встречал наркоманов?

— Ты имеешь в виду Соню? Не помню, чтобы я ее там видел.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Конечно, я с ними там сталкивался, у них проходили сеансы групповой терапии в телевизионной комнате отделения психиатрии. Почему ты спрашиваешь? А, черт! Понял! Марион Эннекен! Вот где я ее видел!

Снова хлопок тетради.

— Поподробнее рассказать можешь?

— Погоди, я должен вспомнить.

Мертвая тишина. Потом:

— Да, припоминаю. Она отличалась от других больных. Холодная, сдержанная, очень бледная кожа, темные волосы, словно с картины эпохи романтизма. Дама с камелиями, умирающая от истощения среди героин-зависимых. Ну вот, может, она и была бродяжкой, но классной. Она отказывалась от общения. Сидела в уголке. Отшивала любого, кто пытался ей помочь.