Морин улыбнулась.

– Ну, для профессионалов слабовато!

– Просто мы избаловались.

На юге Калифорнии каждые выходные устраивали потрясающие фейерверки для развлечения туристов, а в Диснейленде так и вообще каждый вечер происходили невероятные световые шоу – их было видно от побережья до Фуллертон-Хиллс.

Барри и Морин не отходили от окна. Через несколько минут взлетела еще одна ракета.

– Я ложусь спать, – зевая, объявила Морин. – Смотреть не на что.

Барри с ней согласился. Они снова легли и заснули под неравномерные хлопки ракетницы.

Проснулся Барри поздно. Морин уже встала. Сверху, из кухни, доносился аромат яичницы и картофельных оладьев. Барри быстро оделся, пригладил рукой волосы и взбежал по лестнице. День был чудесный. Морин открыла настежь все окна. С безоблачного неба лился солнечный свет.

– Завтрак будет готов через пару минут. – Жена указала лопаточкой на свернутую газету на столе. – Вот, почитай пока. Передовая статья.

– Кофе есть?

– Сначала прочти.

Барри развернул газету и уставился на заголовок во всю ширину страницы:

В БОНИТА-ВИСТЕ ЗАПУСКАЮТ ФЕЙЕРВЕРКИ, НЕСМОТРЯ НА ОПАСНОСТЬ ЛЕСНЫХ ПОЖАРОВ

Газета «Корбан уикли стандарт» выходила по вторникам. Статьи для каждого выпуска готовили за неделю – во всяком случае, до предыдущих выходных. Поэтому о вчерашних фейерверках ничего конкретного не говорилось. В статье содержалась, так сказать, превентивная критика. Опрошенные горожане дружно возмущались наплевательским отношением устроителей светового шоу – Ассоциации домовладельцев Бонита-Висты.

Оказывается, из-за прошедшей засушливой зимы жители Корбана все лето страдали от нехватки воды. Нечто подобное уже было три года назад. Две недели в середине июля, перед наступлением муссонных дождей, питьевую воду в город привозили в цистернах из Солт-Лейк-Сити. Люди выстраивались в очереди с пластиковыми канистрами. В этом году таких крайностей не ожидалось, однако действовали добровольные ограничения на потребление воды. Жителям рекомендовали не мыть машины, а владельцам собственных участков – не поливать газоны.

Далее в статье говорилось, что Бонита-Виста не зависит от городского водоснабжения – в поселке имеются свои колодцы, и нехватка воды здесь не ощущается. Тем не менее, городские власти считают затею с фейерверками бессердечной и бестактной, не говоря уже об угрозе лесного пожара. «Если от фейерверков загорится лес, на тушение пожара придется бросить все наши силы и, возможно, потратить последние запасы воды», – сказал начальник пожарной службы. Его поддержал представитель лесничества, добавив, что пожароопасное состояние сохранится еще несколько недель после начала дождей, пока деревья и подлесок как следует не пропитаются влагой. Руководитель добровольной пожарной дружины заявил напрямик, что его люди не должны рисковать жизнью и здоровьем, ликвидируя последствия глупости и недальновидности жителей Бонита-Висты – хотя и придется, поскольку лесной пожар представляет непосредственную опасность для Корбана и его окрестностей.

Меж тем ассоциация домовладельцев намерена провести шоу фейерверков, несмотря ни на какие возражения. Завершало статью высказывание давнего знакомца Барри – Нила Кэмпбелла: «Мы действуем не только ради Бонита-Висты. Фейерверки будут видны издалека, ими смогут любоваться все желающие. Это наш подарок жителям Корбана и окрестностей. Поздравляем с Четвертым июля!»

Барри поморщился.

– Мне срочно требуется кофе.

Морин кивнула на кофеварку.

– Вот и я так подумала.

– Господи! Это же глупость несусветная в плане дипломатии, да и просто опасно к тому же.

– И фейерверки-то были убогие.

– Рэй говорил, в поселке даже пожарных гидрантов нет. Об этом как раз должна бы заботиться ассоциация – так нет, им не до того. Кому интересны лесные пожары – важнее оштрафовать нас за веревку не того цвета.

– Тот самый случай, – согласилась Морин.

Барри налил себе кофе.

– Ты уже не так восхищаешься своей драгоценной ассоциацией?

– Я никогда ею и не восхищалась.

– По крайней мере, сейчас они тебя чуточку меньше радуют?

Морин поставила перед Барри тарелку с яичницей и горкой оладьев.

– Ешь давай!

Работа над книгой застопорилась.

Барри по-прежнему каждый день ходил в офис, включал старенький компьютер и мучительно пытался закончить роман. Срок сдачи неумолимо приближался, а работа не шла.

Наверное, это и есть так называемый «творческий тупик».

По времени кризис совпал со смертью Рэя. Барри позволил себе несколько дней отдохнуть – настроение было совсем не рабочее. Потом наступило Четвертое июля. Барри никогда не работал в праздники. А когда наконец добрался до своего офиса, вдруг оказалось, что родник иссяк.

Он точно знал, как должен дальше развиваться сюжет, давно уже спланировал события очередной главы, оставалось только заполнить пробелы – и вот, заклинило. Никак не получалось перейти от пункта А к пункту Б.

Неделя прошла, а он ни с места.

Никакой логической причины этому Барри не находил. Два года назад, когда умерла его мама, он сумел дописать роман вовремя. Черт возьми, работа была его спасением! Он с головой ушел в книгу, забыв обо всем вокруг, и закончил даже раньше срока. А ведь мама значила для него гораздо больше, чем Рэй.

Тем не менее книга не шла. Застряла намертво.

Он ничего не сказал Морин, совсем как Джек Торранс из «Сияния»[10], однако почему-то поделился с Хэнком, Бертом и другими завсегдатаями кафе. После истории с фейерверками они какое-то время относились к нему с прохладцей, хотя он уверял, что возмущен не меньше них, и рассказывал, как они с Морин проснулись от треска ракетниц, не понимая, откуда шум.

Его выслушали, покивали, но не признали невиновным так же безоговорочно, как в истории с отравленными собаками. Барри догадывался, что в следующий раз ему просто не поверят и начнут подозревать, что он с ассоциацией заодно.

Несправедливо… однако их можно понять. Пусть Барри не одобряет действий ассоциации, тем не менее он продолжает жить в поселке и платит членские взносы, а значит, на него тоже ложится какая-то доля ответственности. Пусть он чурается соседей и водит дружбу с городскими – водой он пользуется без ограничений, наравне с другими обитателями Бонита-Висты. Вот и выходит, что Барри – нечто вроде аристократа, снисходительно заверяющего окрестных крестьян, что сочувствует их бедственному положению. Даже сейчас, неделю спустя, он чувствовал холодок со стороны посетителей кафе – правда, это не относилось к Хэнку, Лайлу и другим завсегдатаям.