— Да.

— Покажите!

Из левого кармана блейзера Булфинч достал маленький телефон с откидной крышкой.

— Чудесно, можете убрать, — сказал я и, достав из кармана листочек и ручку, быстро набросал инструкции. Интуиция подсказывала, что телефон не прослушивается, но разве можно слепо доверять интуиции?

«Сотовым не пользоваться ни при каких обстоятельствах, — писал я. — Из ресторана выйдем вместе. Во дворике остановитесь, чтобы я мог вас обыскать. После этого двигаться будете по моей команде. Первым не заговаривайте. Если есть вопросы, напишите на обороте. Если нет, просто отдайте листочек мне».

Закончив, я передал листок Булфинчу. Прочитав, он кивнул и вернул записку мне. Я спрятал ее в кармане, заплатил за кофе и поманил журналиста к выходу.

Во дворике Булфинч позволил себя обыскать. Чисто, как я и предполагал. Теперь на Аояма-дори. Журналист шел впереди, поближе к проезжей части, таким образом превратившись в живой щит. Эту улицу я знал как свои пять пальцев. И все же осторожность не помешает, и я то и дело оглядывался по сторонам.

Негромкие «направо», «налево», «стойте» подсказывали журналисту, куда идти. Вот и магазин. Мы прошли прямо в музыкальный отдел, где ждала Мидори.

— Кавамура-сан, — поприветствовал Булфинч и поклонился. — Очень рад встрече.

— Спасибо, что пришли, — ответила девушка. — В прошлый раз я была с вами не совсем откровенна. Кое-что о делах отца мне все-таки известно, но про тот диск я действительно ничего не знаю.

— Тогда я ничего не смогу для вас сделать, — заявил журналист.

— Скажите, что на диске, — вмешался я.

— Не понимаю, чем это вам поможет.

— Прошу вас, мистер Булфинч, — взмолилась девушка. — Несколько дней назад меня пытались убить... Мне нужна ваша помощь!

Поморщившись, журналист посмотрел сначала на Мидори, потом на меня.

— Ладно, — вздохнул он. — Два месяца назад со мной связался ваш отец. Читал мою колонку в «Форбсе» и захотел подкинуть информацию. Обычное дело.

— Именно тогда у него нашли рак, — прошелестела Мидори.

— Что, простите? — переспросил Булфинч.

— Рак легких. Он знал, что жить ему осталось совсем недолго.

Журналист сочувственно кивнул.

— Простите, не знал.

— Ничего, продолжайте.

— За последние два месяца мы несколько раз встречались, естественно, тайно. Он подробно рассказывал о коррупции в министерстве строительства и о том, как фактически посредничал между ЛДП и якудзой. В результате я многое узнал о происхождении и истинных размерах коррупции в японском обществе. Не хватало только доказательств.

— Каких еще доказательств? — удивился я. — Разве нельзя написать: «Источник информации — высокопоставленное лицо из министерства строительства»?

— Вообще-то да. Но существовали две проблемы. Во-первых, во всем министерстве подобной информацией владел только Кавамура, так что публикация напрямую указывала бы на него.

— А во-вторых? — спросила Мидори.

— Последствия. Мы ведь и раньше публиковали разоблачительные статьи о коррупции в высших эшелонах власти, а японская пресса категорически отказывается реагировать. Почему? Да потому что политики и бюрократы через законы и предписания способны разорить любую компанию. А газеты живут в основном за счет рекламы, которую эти компании предоставляют. Так что, если какая-то газета обидит политика, он тут же позвонит компании-рекламодателю, реклама пойдет в конкурирующее издание, и обидчик обанкротится. Понимаете, о чем я? Особо ретивые издания вообще закрываются! Поэтому журналисты стараются никого не трогать, а от правды шарахаются как от чумы. Видит Бог, в жизни не встречал журналистов послушнее, чем японцы.

— Тогда зачем доказательства? — недоумевал я.

— Веские доказательства могли бы все изменить. Издателям пришлось бы опубликовать мою статью и дать собственные комментарии. Отмалчиваясь, они фактически признают себя марионетками правительства. Общественный резонанс напугает коррумпированных чиновников и придаст духу журналистам. Начнется необратимый цикл, который со временем приведет к политическим реформам, каких Япония не знала со времен реставрации Мейдзи[6].

— Боюсь, вы переоцениваете возможности наших журналистов и издателей.

— Вовсе нет, — покачал головой Булфинч. — Я неплохо знаю некоторых: отличные ребята, умеют писать, но боятся.

— Какое именно доказательство вы хотели получить?

Булфинч посмотрел на меня поверх очков.

— Что-нибудь важное и неопровержимое.

— Тогда диск нужнее Кейсацучо, а не прессе, — проговорила Мидори, вспомнив о японском ФБР.

— Твой отец и дня бы не прожил, попади эта информация в Кейсацучо, — тихо сказал я.

— Боюсь, он прав. Кавамура ведь не первым пытался вынести сор из избы. Слышали о Тадае Хонме?

Еще бы, Хонма-сан... Какая грустная история!

Мидори отрицательно покачала головой.

— Когда в 1998 году обанкротился Кредитный банк Японии, оказалось, что из ста тридцати трех миллиардов, составлявших ссудный капитал, по крайней мере тридцать шесть миллиардов долларов были выданы подставным лицам, причем на льготных условиях. Нити тянулись к якудзе, а от нее аж в Северную Корею. Не в силах разобраться в ситуации, антикризисная комиссия пригласила Тадае Хонму, бывшего директора Национального банка Японии. В сентябре Хонма-сан стал президентом Кредитного банка и попытался разобраться, кто и когда выдавал «левые» кредиты.

Пятнадцатого сентября он повесился в номере одного из отелей Осаки, написав трогательное прощальное письмо жене и детям. Тело быстренько кремировали, и никакого расследования полиция не провела.

И это далеко не единственный случай. Хонма стал седьмым представителем финансовой элиты, совершившим самоубийство в период с 1997 года, когда впервые просочилась информация о крупномасштабных махинациях в Кредитном банке. Среди самоубийц — депутаты парламента, управляющий Национального банка Японии, начальник отдела малого и среднего бизнеса при министерстве финансов... Ни по одному из семи случаев расследования проведено не было. Не позволили.

Оказывается, Тацу не такой и параноик!

— Ходят слухи, что в якудзе есть специалисты, занимающиеся «естественными» смертями. К своим жертвам они выезжают по ночам, диктуют предсмертные записки, накачивают транквилизаторами, а потом душат. В результате все выглядит так, будто человек повесился.

— У вас есть доказательства?

— Пока нет, но ведь дыма без огня не бывает!

Сняв очки, Булфинч осторожно протер линзы.