Деление закончилось. Оба роя медленно отплывали друг от друга, приникли к кронам деревьев. Один из них стал оседать на листья, остывал, приглушал свой свет, другой неторопливо направился на север.

Я постоял еще немного. Нет, не ничего ожидал, ведь второй такой подарок, быть может, выпадет лет через двадцать. Просто следил за скрытой жизнью ночи.

Риллы спали. Бонго смешно причмокивал губами — наверное, ел во сне вкусных улиток, Куимба и Кожо чуть перебирали лапами — лезли на дерево, Ано и дети сопели на три голоса.

Спите, пусть сон ваш будет крепок. Я не сплю никогда.

Запись феномена завершена. Необходима отправка отчета о летальном исходе человека. Превышен лимит ожидания ответа.

Пора было идти на запад. Риллы в безопасности, а у меня еще полно дел: надо было проследить, чтобы солдаты добрались до границы парка, не пристрелив кого-нибудь из редких животных.

Превышен лимит ожидания ответа.

Станция «Итури» погибла. Станция «Сияние-1» в Антарктиде не отвечает шестьдесят четыре года. Станция «Сияние-2» на приполярном Урале выходила на связь шестьдесят лет назад. Связь с центральным офисом на Сардинии оборвалась в самом начале Катастрофы — остров сровняла с уровнем моря одна из ядерных ракет Восточно-азиатского союза. Едва ли там остался кто-то, кому интересны отчеты о сбоях в работе подпроекта FOU WLP.

FOU — это Free Observer Unit. WLP — Wildlife program. Автономный юнит-наблюдатель международного проекта по охране редких видов животных.

Шелестящий голос, который все время сопровождает меня — это и есть я. Последнее детище глобального проекта WLP — проекта погибшего человечества.

Для какого мира я должен теперь спасать горилл?

И кто «я»? Я умер шестьдесят пять лет назад, во время боя с батальоном кофовцев. Cолдаты ворвались в лабораторию. Ямагучи отстреливался, не знаю, что с ним случилось потом. А меня… меня расстреляли в упор. Я управлял юнитом по нейроинтерфейсу в режиме эмуляции сознания. Я не мог и пальцем шевельнуть, а только наблюдал.

Меня звали Джузеппе Ланче.

Питер не помнил, как выбрался на берег. Узкая тропа, страшная тварь, возникшая ниоткуда. Горячий автомат в руках и пули, без следа исчезающие в черной груди. Удар, вода, захлестывающая с головой, поток, бьющий его о камни.

Он пришел в себя на берегу, сжимая мертвой хваткой лиану. Наверное, она его и спасла. И еще течение. В этом месте русло реки расширялось, и вода замедляла свой ход. Чуть ниже река опять ныряла в узкую горловину ущелья, вода там бешено бурлила и клокотала. Питер глянул на белые брызги пены, и одурело полез выше.

Скользя и оступаясь во влажной красной глине, он отполз подальше от реки, к краю леса, и упал под пальмой. Больше сил не было, и он провалился в забытье — не сон, не дрема, а лихорадочное беспамятство накрыло его.

Второй раз он очнулся уже вечером, когда солнце исчезло за лесом. Питер взглянул на багровый горизонт, который чертили быстрые тени летучих мышей. Ему стало страшно.

Наступала ночь. Он был один и без оружия, вдали от родного Эдеме. Что стало с его отрядом? Где он? Как отсюда выбираться?

Автомат он потерял на тропе, рюкзак слетел при падении. Мальчик проверил карманы — ничего, только размокшая, превратившаяся в табачную кашу сигарета, которую Питер только утром выменял у Элиаса. Спички исчезли.

«Ладно, от них сейчас никакого толку» — махнул рукой Питер. А вот сигарету было жалко — он за нее хороший браслет из гильз отдал. Одна радость — мачете уцелело. Питер привычно взвесил тяжелое лезвие в ладони, и начал рубить плотные кожистые листья у основания — надо было готовиться к ночлегу. Что же он будет делать утром, Питер старался не думать. Главное, пережить эту ночь.

…Проснулся он уже ближе к утру от странного чувства, что рядом есть кто-то живой. Но не животное — их Питер определял сразу. Он с ходу мог сказать, кто шуршит в кустах — птица или ящерица. Питер никому не говорил о своем умении. Когда он был маленьким, ему казалось, что это умеют все — понять, кто стоит за дверью, или угадать, что в коробке — жук или бабочка. И совсем не понимал, почему с ним отказываются играть в прятки. Лишь когда он в первый раз увидел, как действует куби, то испугался. Томас-верзила свалился прямо посреди двора и начал биться судорогах, выплевывая кровавую пену. Кто-то позвал старших и всех детей быстро увели в женский дом, а пальцы Верзилы скребли и скребли красную пыль улицы…Тогда он впервые подумал, что его способность может быть признаком куби. И испугался. Он не хотел жить в Доме Скорби, не хотел, чтобы от него отворачивались, прятали маленьких и сыпали очистительный пепел на его следы. Он хотел жить как все. Он не хотел умирать.

Когда они стали курсантами, и им выдали автоматы, Питер уже никому не показывал, что он умеет. Зато в бою, в джунглях, эта способность, «второй слух», как называл ее для себя Питер, два раза спасала его. Когда они чуть не оказались на пути военной колонны синих муравьев-убонайо, и еще там, в деревне «диких». Тогда капитан Джонас дал ему три сигареты. Только эту страшную тварь Питер почему-то вообще не заметил.

Но сейчас он «слышал» что-то очень странное. Люди, и не люди одновременно. Очень близко. Трое. Он слегка раздвинул ворох листьев, в которые зарылся вечером. Тьма, густая, как каша из маниоки, звезды, вспышками выстрелов проглядывающие сквозь быстрые облака. Питер прислушался. Шумела река, казалось, над самым ухом грохотал сверчок, перекрикивались какие-то ночные, неизвестные ему птицы. И ни следа таинственных существ — ни дыхания, ни шороха.

Но они близко, они здесь. Что-то проскользнуло мимо него, зарывшегося меж корней баньяна. Быстро и бесшумно, как ходят только животные. Остановилось. Оно здесь. Питер был готов поклясться, что если протянет руку, то дотронется до неведомого существа. Порыв ветра разогнал тучи или просто Питер привык к рассеянному свету звезд? Но он вдруг увидел высокую тень, схожую с человеческой. Тень подняла руку, — слишком длинную для человека руку, обожгло Питера ужасом, — и короткое, нечеловеческое шипение прорезало ночь.

Питер вздрогнул и существо исчезло — словно его и не было, и только «вторым слухом» Питер чувствовал, как загадочная троица удаляется вниз по реке.

До утра он «вслушивался» в звенящее пространство ночного леса, сжимая мачете. От шершавой рукояти в руке было спокойнее. Начинало светать, когда вдали, ниже по реке он услышал выстрелы.

Опытные образцы нейроинтерфейса появились всего за пять лет до Катастрофы. Кажется, первая статейка в «Обсервер сайнс» об опытном образце попалась мне в 55-м. Как же все-таки Ями умудрился его подключить к юниту? А самое главное — как он ухитрился заставить интерфейс работать?

Управлять кибернетическим механизмом весом почти в тонну, с иной, нечеловеческой динамикой движения, другими принципами организации нервных связей?