— Чего-нибудь сладенького, снять стресс. Тащи все, что есть шоколадного, щас я тебе такое расскажу!

Сидим у Джаски в комнате, захомячиваем шоколадные конфеты. Я взахлеб рассказываю про свой полет на «стрекучем голландце» и последующий разговор.

— Круто, — говорит Джаска. — Он, считай, назначил тебе свидание.

— Правда здорово?

— Да, но ведь он еще встречается с Линдси. А вдруг это двойное свидание? Ты придешь в кино, а там она. Французские штучки.

— В смысле?

— Ну, ménage à trois[63].

— Джас, он итальянец.

— Ну, тогда menagio à trios.

20.00

Я постаралась поскорей уйти, потому что Джаска вызывает у меня агрессию.

Но факт остается фактом: Масимо, самый красивый парень в мире, практически БЛ, пригласил меня, Джорджию Николсон, в кино.

20.30

Кто бы сомневался, что мне постараются испортить настроение. Когда я вернулась домой, мутти с вати были уже на взводе.

— Где ты была? — начал вати. — Только не говори, что у подружки делала уроки. Я не вчера родился на этот свет.

Меня так и подмывает сказать, что в любом случае он вчерашний день. Но я не стала никого обижать — сегодня я люблю весь мир.

Тут и мутти начала наезжать:

— Ты должна быть с нами откровенна. Если хочешь, чтобы тебя считали взрослым человеком, надо и вести себя соответственно.

— Да, — поддакивает вати. — Мы тоже когда-то были молодые. И, между прочим, уважали своих родителей и никогда не врали.

— Вы что, предлагаете мне всегда говорить вам правду?

— Конечно, солнышко, — кивает мутти. — Мы же твои папа с мамой.

— Да? — резонно возражаю я. — Но почему, когда я честно высказалась про вашу клоунскую машину, папа разозлился?

Предки укоризненно завздыхали, а я сижу себе на седьмом небе и болтаю ножками и смотрю на все свысока.

— Ладно, — говорю. — Вот вам чистая правда. Сегодня, как вы знаете, у меня был тяжелый день. Доктор Клуни это, конечно, хорошо, но пациенты его — полный кошмар. И вот иду я домой, вся из себя уставшая, и тут вижу — новый солист из «Стифф Диланз» на своем скутере. Он и подвез меня до Джаски.

— И сколько лет этому солисту? — подозрительно спрашивает вати.

— Пап, он итальянец, — терпеливо отвечаю я.

— Что?

— Он итальянец. Верно, мам?

Вати смотрит на мутти и сурово произносит:

— Конни, так ты в курсе? Это что, заговор? Почему я обо всем узнаю последний? Я тут вкалываю, а вы…

Переключив отца на маму, я быстренько убежала к себе. Мне неважно, чем у них там дело кончится — да хоть разводом. Главное, что у меня теперь есть Масимо.

21.00

Сегодня в детсаду Либби занималась поделками. Они мастерили очки. Либби вырезала очки из картона, а дужки приклеила скотчем. Дома Либби нацепила очки на Горди, а сверху, чтобы они не спадали, натянула шапочку, точнее — резиновую перчатку. Зато держит намертво.

23.00

Времени до пятницы в обрез.

Хочу попросить у мамы денежку на новый наряд. Хотя она наверняка припомнит, что в прошлую субботу мне купили ботильоны на коротком каблучке, пару юбок и брюки.

И еще вот думаю — стоит ли перед свиданием проконсультироваться у Дейва Смехотуры? Лучше не надо, а то опять начнем целоваться.

Ой, я так волнуюсь, что сон потеряла… ммм… хррр… хррр…

За завтраком

Сижу, ем хлопья с молоком. Папа игриво так ущипнул меня за плечо. Они сидят с мамой и мило разговаривают. А как же развод?

— Джорджия, — говорит вати, — спасибо, что ты была с нами искренной. Вот тебе пятерка, и ты поймешь, что говорить правду выгодно.

— Да? Тогда я вам еще скажу. В пятницу я иду с Масимо в кино.

Я думала, вати «полезет в бутылку» и они с мамой снова поссорятся, но ничего подобного. Надо же, какой последовательный.

— Ладно… — бормочет он, натягивая на себя мотоциклетный шлем. — Молодец, так держать… — И пошел заводить машину.

Отныне я буду говорить им правду и только правду.

Может, еще заплатят.

Перемена

Посиделки на тостере для трусов

Обсуждаю с крутой тусой, что надеть на свидание. И еще показываю танец радости, придуманный мною по случаю. Я ритмично покачиваю бедрами и грожу кому-то пальчиком — вот такой у меня танец радости.

Рози и говорит:

— Джорджия, ты знаешь, что ты одна из самых близких моих подруг, одна за всех, все за одного, и мы вместе идем по жизни, как говорится, до самого Типперэри[64].

— Oui, — отвечаю я, продолжая исполнять танец радости.

— Но если ты не перестанешь валять дурака, я тебя придушу.

Перед физрой

Мы пришли в раздевалку, а там еще толкаются девчонки из шестого, ну и Линдси тоже тут. Сегодня гитлерша заставит нас бежать кросс по открытой местности. А что, отличная тренировка перед свиданием. Но дома я все равно свалюсь трупом, потому что у меня все будет болеть, особенно попа, но c'est la vie.

И тут вижу — Линдси на меня так зло смотрит, ну прямо как та собака, что сторожила в сказке Андерсена огниво. А потом она стала перешептываться со своими подружками. Интересно, знает ли она про нас с Масимо. Да откуда. Но мне все равно не по себе. Мы ведь однажды уже схлестнулись из-за БЛ, и сколько она мне крови попортила.

Оставлена после уроков

16.20

О боже. Gott на Himmel и три раза Mon Dieu. Ястребиный Глаз совсем озверела. На перемене я замечталась в тарталете, и опоздала на латынь. Столкнулась в коридоре с Я. Г., а она мне и говорит:

— Урок начинается в три. Почему опаздываешь?

А я, забыв про осторожность, ляпнула:

— А что, я пропустила что-то интересное?

И Я. Г. оставила меня после уроков. Я должна восемьсот раз написать: «Грубость — остроумие дураков».

Такое наказание — двойная мука для меня, потому что после кросса мне больно сидеть. Спасибо еще, что ходить могу, чего не скажешь про П. Грин. Зря она перепрыгнула через ту лужу…