Стоявшая в дверях Элизабет Найт наблюдала за ней.

Чуть меньше чем через три часа после того, как Билли Хокинс сообщил Джону о смерти брата, тот шел по коридору морга округа Колумбия за санитаром в белом халате. Фиске пришлось показать документы, чтобы подтвердить, что он действительно является братом Майкла Фиске. Он знал, что так будет, и принес фотографии, на которых они были сняты вместе. Он попытался связаться с отцом, перед тем как уехать из города, но тот не ответил на его звонок. Джон съездил к нему домой, но его там не оказалось, и он оставил записку, но без подробностей. Сначала Джон хотел убедиться, что убит действительно его брат, и единственный способ это сделать было поехать туда, где он сейчас находился.

Джон удивился, когда они вошли в кабинет, и еще сильнее, когда служитель морга достал из папки фотографию, сделанную «Полароидом», и протянул ему.

– Я не намерен идентифицировать по фотографии, я хочу видеть тело.

– У нас здесь другие правила, сэр. Мы сейчас находимся в процессе установки видеосистемы, чтобы опознание можно было проводить через удаленное телевидение, но пока она не работает. И до тех пор мы используем «Полароид».

– Не в этот раз.

Мужчина принялся постукивать фотографией по ладони, как будто хотел таким способом разбудить любопытство Джона.

– Большинство людей предпочли бы фотографию. Это очень необычно.

– Я не «большинство людей», и убийство брата – очень необычное событие. По крайней мере, для меня.

Служащий морга взял телефонную трубку и распорядился приготовить тело для опознания. Затем он открыл дверь своего кабинета и зна€ком показал, чтобы Джон последовал за ним. Довольно скоро они вошли в маленькую комнатку, пропитанную запахами медикаментов сильнее, чем помещения в больнице. В центре стояла каталка, на которой лежало тело, накрытое белой простыней, с выступавшими очертаниями головы, носа, плеч, коленей и ног. Когда Джон шел к каталке, он обнаружил, что цепляется за иррациональную надежду, как и все, кто находились в таком же положении до него, что тело под простыней не принадлежит его брату и их семья по-прежнему цела и невредима.

Когда служащий морга взялся за простыню, Джон вцепился одной рукой в край каталки. Простыня поднялась вверх, открыв голову и верхнюю часть тела, Джон зажмурился и мысленно произнес молитву. Потом сделал глубокий вдох, посмотрел вниз и вдруг понял, что кивает.

Он попытался отвернуться – и не смог. Даже чужой человек, взглянув на выпуклый лоб, глаза и рот и форму подбородка, пришел бы к выводу, что эти двое – близкие родственники.

– Это мой брат.

Простыня вернулась на место, и служащий дал Джону подписать карточку опознания.

– Кроме предметов, которые забрала полиция, мы отдадим вам личные вещи. – Служащий взглянул на каталку. – У нас выдалась трудная неделя, скопилось много тел, но результаты вскрытия будут довольно скоро. Тут все выглядит совсем просто.

Джон почувствовал, как его охватывает ярость, которая, впрочем, сразу отступила. Этому человеку не платили за то, чтобы он вел себя тактично.

– Пулю, которая его убила, нашли?

– Только вскрытие может установить причину смерти.

– Хватит этого дерьма, – взорвался Джон, и санитар удивленно на него посмотрел. – Я видел выходное отверстие с левой стороны головы. Пулю нашли?

– Нет. По крайней мере, пока.

– Мне сказали, что это было ограбление, – продолжал Джон, и санитар кивнул. – Его обнаружили в машине?

– Да. Бумажник пропал. Нам пришлось выяснять личность по номерам машины.

– Если это ограбление, почему они не забрали машину? Сейчас угон стал очень популярным бизнесом. Заставить жертву назвать пин-код карточки, убить, забрать машину, отправиться в банк, снять деньги, бросить машину и перейти к следующей жертве. Почему здесь не так?

– Я ничего про эти вещи не знаю.

– Кто ведет дело?

– Преступление произошло в округе Колумбия. Скорее всего, их отдел убийств.

– Мой брат был федеральным служащим и работал в Верховном суде США. Возможно, делом заинтересуется ФБР.

– И снова я ничего не знаю.

– Мне нужно имя детектива из отдела убийств округа Колумбия.

Санитар ничего не ответил, только принялся делать какие-то записи – возможно, надеялся, что если будет вести себя тихо, Фиске просто уйдет.

– Мне действительно нужно имя. Пожалуйста, – сказал Джон и сделал шаг к санитару.

Тот тяжело вздохнул, достал из папки визитку и протянул ему.

– Бьюфорд Чандлер. Он все равно захочет с вами поговорить. Он хороший человек и, вероятно, поймает того, кто это сделал.

Фиске взглянул на визитку, убрал ее в карман пальто и спокойно посмотрел на санитара.

– Мы обязательно поймаем того, кто убил моего брата, – необычный тон, которым были произнесены слова, заставил санитара поднять голову. – А сейчас я хотел бы немного побыть с ним наедине.

Служащий морга взглянул на каталку.

– Конечно. Я подожду снаружи. Позовите меня, когда закончите.

После того как он ушел, Джон поставил стул около каталки и сел. С тех пор как узнал о смерти брата, он не пролил ни одной слезы – говорил себе, это потому, что еще не проведено опознание; однако сейчас, когда Джон уже точно знал, что его брат мертв, слез все равно не было. По дороге сюда он вдруг обнаружил, что считает машины с номерами из других штатов – их любимая с Майклом игра в детстве, игра, в которую брат обычно побеждал…

Джон приподнял край простыни и взял руку Майкла. Она была холодной, но пальцы – сильными, и он мягко их сжал. Потом посмотрел на бетонный пол и закрыл глаза. Когда он открыл их через несколько минут, на полу блестели только две слезинки. Джон быстро поднял голову, и из его груди вырвался поток воздуха, какой-то неестественно сильный, как ему самому показалось; он вдруг почувствовал себя недостойным находиться в этом месте.

Когда Фиске был копом, он множество раз сидел с несчастными родителями, чьи дети, перебрав спиртного, въезжали на машине в дерево или телефонный столб. Он утешал их, сочувствовал, даже обнимал и искренне верил, что сумел приблизиться, даже прикоснуться к глубинам их отчаяния. Нередко Джон спрашивал себя, как он сам примет известие о смерти кого-то из своих близких. И теперь точно знал, что представить такое невозможно.

Фиске заставил себя подумать о родителях. Как он скажет отцу, что его золотой мальчик умер? А матери?.. Впрочем, на этот вопрос имелся простой ответ: он не должен ей говорить.

Воспитанный в католической вере, Джон не был религиозным и потому заговорил с братом вместо Бога. Он прижал руку Майкла к груди и рассказал ему о вещах, о которых жалел, о том, как сильно он его любит, как хочет, чтобы он был жив, на случай если душа Майкла еще рядом и ждет этого последнего общения, тихого признания вины и раскаяния старшего брата. Потом Джон замолчал и снова закрыл глаза. Он слышал каждый глухой удар своего сердца, и эти звуки почему-то казались мелкими рядом с неподвижным телом Майкла, которое лежало на каталке.