Я увидела наверху страницы надпись крупными неровными буквами «Альберт Хольц». Но эти имя и фамилия были зачеркнуты, и ниже стояло «Рубиан Гарц». Слева мелкими буквами: «Посвящается моей единственной и вечно любимой Эльзе». Дальше шло название: «Как я стал вампиром». Но и оно было зачеркнуто и заменено на другое: «История моей любви».

«Разумно. Хорошо, что исправил, — подумала я. — Неосторожно выносить в заглавие слово «вампир». Хотя и писать об этом вообще не стоило. Но ведь он пишет!»

Гарц как раз закончил первую страницу, отложил ее в сторону и взял чистый лист. Я осторожно склонилась над текстом, поэт по-прежнему меня не видел. Я начала читать.

«Родился я в местечке неподалеку от Гослара, в семье плотника. Не буду здесь писать о моем детстве, оно было довольно обычным. Перейду сразу к юношеским годам.

В моей семье из поколения в поколение передается одно предание. Оно гласит, что все самоубийцы нашего рода непременно превращаются в вампиров. Это происходит из-за проклятия, которое наложил на нас один из предков. Предание передается устно, и я решил записать его в назидание потомкам».

Дойдя до этого места, я вздрогнула. На род Грега тоже было наложено подобное проклятие. Я стала читать с удвоенным вниманием.

«Это произошло, как рассказала мне прабабушка, еще в IX веке. Один из моих предков по имени Жерве имел большую семью. Он жил во Франции, в городе Труа, тогдашней столице Шампани, имел мастерскую по производству витражей и был довольно зажиточным. Но кто-то словно навел порчу на семью. Два его сына и юная прекрасная дочь покончили жизнь самоубийством. Вначале старший повесился в сарае во дворе и не оставил никакой записки. Жерве долго горевал и молча сносил позор, а через два года младший утопился в пруду. Все думали, что это несчастный случай, но когда нашли тело, увидели, что к шее привязан камень. Тщательно обыскав комнату сына, Жерве нашел записку, которая гласила: «Простите меня, родные! Но жизнь больше не имеет смысла без моей любимой». Как выяснилось, его недавно оставила возлюбленная. И слабый юноша не смог справиться с горем. Все дети Жерве отличались необыкновенной чувствительностью. Это передалось им от матери. Жерве женился на ней, когда ей было шестнадцать лет. Она работала вышивальщицей парчовых риз при церкви. Была очень скромна, набожна и в то же время чрезвычайно эмоциональна. Жерве пытался повлиять на супругу, как-то изменить ее характер, но она сразу начинала плакать и замыкалась в себе. И все их дети на удивление походили характером на нее. Даже совсем маленькие мальчики-близнецы, которым было всего по три года, тоже часто плакали, капризничали и впадали в меланхолию, несвойственную маленьким детям».

На этом страница заканчивалась. Я видела, что Гарц дописывает вторую, и с нетерпением ждала, когда он и ее отложит в сторону. И вот он закончил и взял следующий лист, а я с любопытством продолжила читать.

«После смерти старших сыновей Жерве глаз не спускал с 15-летней дочки. Но и ее не уберег. И как он не уследил за ней? Влюбленные девушки умеют скрывать свои тайны настолько хорошо, что и ангел не догадается. Гуляя в саду, она через ограду заметила юношу, который внимательно наблюдал за ней. Тот подошел. Они разговорились. Юноша стал приходить к ограде чуть ли не каждый день. Унаследовав чувствительность своей матери, девушка мгновенно влюбилась. А через какое-то время выяснилось, что он женат. В мастерской Жерве применялась новая техника изготовления витражей, а именно цветное протравливание. Для него использовалась плавиковая кислота. Обезумевшая от горя девушка выкрала из мастерской отца эту кислоту, закрылась в своей комнате и выпила ее. Умерла она в страшных мучениях. Самоубийц хоронили за чертой кладбища. Никто из друзей Жерве не пришел на похороны. Жена лежала дома в беспамятстве. Совершив погребение, Жерве заплатил могильщику и отпустил его. Он сидел возле могилы дочери в полном одиночестве, пока не стемнело. Рыдал, закрыв лицо руками, а затихнув, смотрел на уже осевшие холмики, под которыми покоились два его сына. Когда взошла луна, Жерве словно помешался. Он встал, простер руки над могилами и громко произнес: «Да будут прокляты самым страшным проклятием все члены моего рода, которые только помыслят уйти из жизни добровольно. Пусть их тела после совершения этого самого ужасного из смертных грехов никогда не знают упокоения, пусть превратятся они в исчадия ада, бродят по земле в мерзком облике кровососов, существуют в муках и служат предостережением для всех моих родных по крови. Да будет так!»

И едва он произнес страшное проклятие, раздался отвратительный смех. Жерве опомнился. Он с испугом смотрел, как с неба камнем падают на могилы его детей огромные черные птицы и начинают когтями разрывать землю. Он стал креститься и шептать молитвы. Птицы превратились в огромных черных волков, их красные глаза горели, с клыков капала слюна. Жерве спрятался за ближайшие кусты. Волки разрыли все три могилы, и перед остекленевшим от ужаса взором Жерве встали из ям два полуразложившихся трупа его сыновей, а затем и только что закопанный труп дочери в белом платье. Сыновья встряхнулись…»

Страница закончилась. Я в нетерпении ждала, когда Гарц напишет третью. И вот он отложил ее в сторону.

«…их тела обросли плотью. Они приблизились к сестре. Жерве увидел, как все трое подняли головы к луне и зарычали. Из их пастей торчали длинные клыки. Он вновь начал креститься, бессвязно прося господа простить его за содеянное. Его проклятые дети приблизились к кустам, за которыми он прятался. Жерве с трудом держался на ногах, ужас парализовал его. И вот они стоят перед ним. Увидев их мертвенно-бледные лица, Жерве немного пришел в себя. Хотя восставшие были не иначе как исчадиями ада, и Жерве сам приговорил их к страшной участи, но все равно это были его любимые дети.

— Ты сделал, что сделал, отец, — сказал старший сын. — И пусть тебя содеянное не тревожит! Мы были в аду. И ад самоубийц настолько страшен, что мы не знаем, где нам будет лучше. Возможно, ты совершил милосердие по отношению к нам. О! Если бы мы при жизни знали, каково это — оказаться в невыносимо мучительном мире, где существование — бесконечная пытка, разве мы бы сделали то, что сделали?

— Как можно сравнить мимолетные, незначительные страдания из-за несчастной любви, — продолжил второй сын, — с теми страшными пытками, через которые проходят души самоубийц?! Отец! Запиши проклятие на бумаге, схорони ее и накажи своим детям передавать его из поколения в поколение. Может, так ты убережешь наших родных от этого ужаса.

— Простите, дети, — дрожащим голосом проговорил Жерве, когда сыновья замолчали. — Позаботьтесь о сестре вашей. А я сделаю так, как вы мне велели. И когда близнецы подрастут, я непременно ознакомлю их с этим документом».

Я видела, что Гарц задумался, и с нетерпением ждала продолжения.

В этот момент передо мной появилось лицо Лилы. Оно заслонило все видимое пространство.

— Подожди! — прошептала я. — Я хочу узнать!

— Не сейчас, — строго ответила Лила и коснулась пальцем моего лба.

И я тут же провалилась в черноту.

Очнулась я в гостинице, в кровати. Сев, посмотрела на часы. Было почти девять. Я встала, отдернула шторы и выглянула на улицу. Утро было пасмурным. Густой голубоватый туман застилал улицы практически до крыш. Я попыталась вспомнить события прошлого вечера, но они словно тонули в непроницаемой мгле. Мне казалось, что мою память плотно окутывает дымка, сквозь которую я ничего не вижу. Я подумала, что, возможно, Лила таким образом обезопасила мою психику, и не стала слишком напрягаться и вспоминать. Но периодически, пока я умывалась, одевалась, завтракала в кафе гостиницы, нет-нет да и всплывало передо мной бледное лицо Грега, его грустные глаза. И я слышала его печальный голос, он говорил, что уже начал забывать меня. Сердце сжималось от тоски, я усилием воли отгоняла это видение, хотя окончательно поняла, что больше не могу находиться вдали от него.