Не только храмом и погостом (постоялым двором) была известна выбранная им местность. Кроме всего прочего, там еще стоял и государственный винокуренный завод! Именно там, у многократно упомянутой в записи каменной плотины, вдалеке от жилых строений могло размещаться подобное производство. И Сапега был этому факту чрезвычайно рад. Имея огромное количество рассыпных и малоразмерных ценностей, он совершенно не имел подходящей для их захоронения тары. А тут такое счастье — целый винокуренный завод! Там ведь стояли и перегонные кубы, и бродильные чаны, и крышки к ним имелись чугунные. Или вы думаете, что он все это железное добро с собой из Москвы тащил? Он только ценности с собой волок, и только их.

Вот он тут и встал поблизости от заводика самогонного и начал из непрочных мешков, кулей и коробов все свое добро пересыпать в очень удобную, а самое главное — долговечную тару. Расчет у него был самый элементарный. Если ссыпать серебро и золото просто в земляные ямы, то потеряешь при раскопках весьма значительную их часть. А из железных кубов и чугунных чанов ни одна монетка на сторону не укатится. Так они все и похоронили. Причем точно отмечая не только место каждого конкретного захоронения, но и его содержимое, а также технологию заложения каждого из них!

"Еще велел сделать, перешедши речку на выезде, пониже каменной плотины, венец врыт, в нем поставлено б котлов винных, насыпал серебра, накидал плитами и сверху угольями засыпал, да к той дороге из Можайска в Смоленск через ту речку Маршевку, той берега круты, то на выезде перестрел: на запад в сторону стоит курган, в том кургане поставлен сосуд церковный в восьми бочках зарыт…"

Из данной немудреной фразы опытный поисковик выудит просто массу полезнейшей информации. "Перешедши реку на выезде". Три слова, а как много в них смысла! Стало быть, в те далекие времена речку, на которой стояла плотина, почему-то преодолевали вовсе не по ней. Где-то чуть ниже по течению был сделан специальный транспортный переезд, и именно там за рекой был вкопан венец, в который и поставили чаны. (Это основная обвязка русской избы, собираемая, как правило, из 4 рубленых в "лапу" толстенных бревен.) Размеры венцов и до сих пор делают не маленькие. 4x6 или 5x6 м — обычное дело. Ощущаете, какие внутри них были поставлены чаны, если в такой венец их влезло только 6 штук! Теперь о кургане. Как только мы преодолеем Маршевку по "перестрелу" (искусственное сужение русла реки), то с западной стороны увидим курган, под которым (или рядом с ним) зарыты бочонки с серебряной посудой.

Теперь, когда вы наверняка прониклись грандиозностью данного кладоискательского проекта, поставим перед собой самый главный для поисковика вопрос:

— Где же находится эта клятая речка Маршевка, на которой до сих пор стоит каменная плотина, где раньше возвышалась церковь Николы Лапотного, где рассыпаны большие валуны, стоят невысокие курганы и сделаны искусственные насыпи на мокрых лугах? И где же лежат все эти безумные, как по массе, так и стоимости ценности?

Чтобы в течение всего одного дня найти такие многотонные массы цветного металла, нам требовалось всего-то ничего — точно соотнести название мифической Маршевки с названием хоть какой-нибудь реки на современной карте. Но вот как раз с этим-то вопросом у нас и начались основные проблемы. Впрочем, все проблемы были легко разрешимы, если бы только удалось выяснить, где именно 400 лет назад располагался Куний Бор. Но как нам искать его теперь? Ни на одной, даже самой старой карте такой объект не значился. А рек, речек и ручьев на Гжатских землях и теперь видимо-невидимо. Как же выбрать из них одну, единственную? Ту самую, заветную речку Маршевку? А ведь если прочитать чуть-чуть повнимательнее славную кладовую запись № 2, то путеводная ниточка возникает в наших руках, словно по волшебству.

Читаем вместе с вами и двигаемся к разгадке тайны так же, как некогда и сам Шлиман двигался за сокровищами Приама, то есть не отступая ни на шаг от исторического текста.

"Велел на конце каменной плотины из одной стороны ископать яму, сделать ее глубокую и в яме поставить обруб дубовый и в той плотине, в яме поставил б котлов винных серебра и покрыл их плитами и велел засыпать угольями, а сверху землей и каменьем мелким…"

Получается, что обоз с ценностями двигался как до Можайска, так и после него очень и очень медленно. По нашим расчетам получалось, что, когда первые подводы уже становились на постой, последние только-только начинали движение! Таким образом, средняя скорость движения всей этой неспешной кавалькады равнялась примерно 10–11 верстам в сутки.

Перед нами оказался прекрасный ориентир для уточнения и дальнейшего продвижения наших многотрудных поисков! Ведь одну поисковую координату мы уже как бы знали — Старая Смоленская дорога. А пересчет дней на пройденные обозом от Можайска километры вполне мог дать вторую! Конечно, нужно иметь в виду и то, что по мере продвижения обоз сокращался в размерах (часть поклажи прятали по ходу дела), да и выучка возниц несколько повышалась. Но все равно больше 14 верст в сутки обоз одолеть не мог, и этот факт значительно продвинул нас вперед. Ведь нам было известно, что после Можайска транспорт с сокровищами двигался до пресловутого винокуренного завода ровно три дня. Оставалось только найти карту с нанесенной на ней Старой смоленской дорогой, и дело можно было считать наполовину сделанным. Но едва мы начали поиски заветной карты, как довольно быстро выяснилось, что Старая смоленская дорога № 1 — это совсем не та Старая смоленская дорога № 2, по которой в свое время двигался Наполеон. Пришлось разыскивать еще более старые географические карты, примерно соответствовавшие началу XVII в. После длительных изысканий оказалось, что некогда действительно существовал хитро петлявший по России тракт, который проходил гораздо южнее современной Минской автострады. Вот по нему-то нам и предстояло курвиметром отложить три раза приблизительно по 12–14 верст, чтобы хотя бы ориентировочно попасть пальцем в заветное место на карте.

Такой замер был, естественно, незамедлительно сделан, и наши возбужденно дышащие носы, вкупе с дрожащими от волнения пальцами, заскользили по пожелтевшей бумаге. Первую остановку после Можайска обоз, несомненно, сделал в Ельне. Вторую — в Преснецово. А где же третью-то, самую для нас важную? Очень быстро наши указательные пальцы уткнулись в деревню под названием Ивакино! А рядом с ней располагалась и другая деревенька, называемая как-то уж очень и очень знакомо, а именно Лопатино!!! А еще чуть в стороне виднелся и жирный типографский крест" обозначающий церковь. Сомневаться не приходилось. Данное Лопатино наверняка было как-то связано с древним храмом Николы Лапотного, на месте сожжения которого была впоследствии воздвигнута современная, каменная церковь.

Чтобы выяснить ее родословную, мы бросились к компьютеру. Слава Интернету! Через несколько минут удалось выяснить, что церковь, названная в честь святого Дмитрия Солунского, была построена в 1814 г. Да к тому же это место подозрительно близко находится и от Медынского, и от Вяземского районов. То есть прямо в буквальном смысле по писаному тексту, взятому из кладовой записи, не допуская ни малейшего отклонения от ее сути и буквы!