Несмотря на боль от полученных ран, он самолично привез пленника государю и только затем позволил личному лекарю Иоанна заняться торчащими у него в правом бедре двумя стрелами. Впрочем, Карамыш ничего нового не сказал, заявив, что казанцы по-прежнему готовы умереть, но о мирных переговорах и слышать не хотят — неистовые пляски дервишей продолжали затягивать жителей в безумный танец смерти.

Про Япанчу как-то забыли, зато он сам о себе напомнил, неожиданно выскочив из леса на Арское поле, смяв стражу передового полка и кинувшись на его стан. Воевода князь Хилков с великим усилием пытался обороняться, но казалось, еще немного, и все. Однако один за другим поспевали отряды князей Ивана Пронского, чуть позже Мстиславского, а следом за ним и Юрия Оболенского. Сам Иоанн, отрядив к ним часть собственной дружины, поспешил сесть на коня, чтобы возглавить ее.

Наконец враг был изгнан обратно в лес. Хотели было преследовать его до полного уничтожения, но вовремя дознались от пленных, что Япанча предварительно устроил там укрепление, поэтому решили не тратить силы зря, а на будущее усилить бдительность.

Она оказалась как нельзя кстати на следующий день, когда воеводы полка правой руки князья Щенятев и Курбский подвинулись к городу и принялись укреплять туры вдоль реки Казанки под защитой стрельцов, а дружина князей Шемякина и Троекурова, едва Япанча показался из леса, немедленно возвратилась на Арское поле, где Мстиславский, Хилков и Оболенский уже стояли в рядах, ожидая нападения. Между тем люди остальных воевод — князя Дмитрия Палецкого, Алексея Адашева, а также Владимира Ивановича Воротынского и боярина Ивана Шереметева, возглавлявших царскую дружину, ставили туры с поля Арского до Казанки. Желая помешать этому и в то же время видя, что атака была бы самоубийственна, враг упорно не отходил от леса, но на вылазку так и не решился.

А к вечеру Иоанну донесли, что весь город окружен нашими укреплениями — в сухих местах турами, а в грязных — тыном — и теперь пути ни в Казань, ни из Казани нет, разве что для птиц. И с этого времени боярин Морозов, расставив повсюду пушки, принялся неутомимо долбить крепостные стены Казани изо всех имеющихся в наличии ста пятидесяти тяжелых орудий.

Правда, неугомонный Япанча продолжал не давать покоя русским ратникам, причем выходило у него это как-то очень уж согласованно с очередной вылазкой осажденных из крепости. Не сразу, а лишь со временем удалось подметить условный сигнал, который подавали ему из города. Едва на самой высокой башне появлялось большое знамя, как он тут же нападал из лесу, а казанцы изо всех ворот бросались на русские укрепления.

Вскоре русское войско начало испытывать усталость от этих нескончаемых вылазок из города, сочетающихся с набегами из леса, да вдобавок чувствовалась и скудость в пище — тех съестных припасов, что привезли их Свияжска, было мало, и они вздорожали, а из других мест обозы с едой еще не доставили. Впрочем, зачастую ратнику некогда было поесть и сухого хлеба, а кроме того, почти все ночи у него получались бессонными. Он либо вскакивал для того, чтобы отбить очередную вылазку, либо его просто ставили в ночную сторожу для охраны пушек, да и своих товарищей тоже.

— Так и будем ждать, пока этот сыч сызнова из леса выскочит, али как? — напрямую спросил Иоанн своих воевод. Те, потупившись, молчали. Даже Андрей Курбский сконфуженно опустил голову, хотя ему-то со своим полком до Арского поля было неблизко.

— Шустер он больно, — выдал наконец глубокомысленную сентенцию князь Мстиславский.

— А заманить? — спросил Иоанн.

— Пытались, государь, но он хитер, — оживился и сразу как-то потух, вспомнив последнюю свою неудачу князь Горбатый-Шуйский. — Далече от леса не отходит, опаску имея. Опять же, как узнать, что пора, али еще не приспел час? Не выставлять же их на пробу — ну-ка, мол, добеги отсель до леска, а я за тобой на борзом коне.

Посмеялись.

— Как узнать, говоришь, — протянул царь и задумался — а и вправду, ну как тут узнаешь.

А наутро, когда злые и не выспавшиеся в очередной раз ратники из стана Горбатого, испуганно хлопая глазами, бежали со всех ног извещать князя, что прибыл государь, Иоанна, с улыбкой глядевшего на забавно семенивших мужичков, осенило.

— Я вот зачем приехал, — тут же решил он реализовать свою идею. — Вели, княже, пару-тройку тысяч в лесок отправить, чтоб на нас с опушки глаза чужие не пялились. А потом десятка два — боле не надо — пускай в место для будущей засады уйдут. Да упреди, чтоб тех, за кем гнаться учнут, не затронули. Ну разве легонечко, плеточкой, в четверть силы, чтоб остановить на бегу.

Горбатый удивленно посмотрел на царя. Иоанн вздохнул.

— Ты мне что вечор сказывал? — напомнил он. — Не выставлять же тебе ворога на пробу — добеги, мол, до леска, а я за вами помчусь. Так было дело?

— Так, — кивнул князь, продолжая недоумевать.

— Вот я и подумал. А зачем нам людишек Япанчи выставлять? Проба — она и есть проба, а бегают все одинаково. Вот прямо от обоза ратников пеших расставим на десятке саженей друг от друга да бежать к лесу повелим, а вдогон за ними засадный десяток выпустим… Теперь уразумел.

Горбатый прямо-таки расплылся в широкой улыбке:

— То все исполним, государь.

— Особливо упреди тех, кого поближе к обозу поставишь. Скажи, чтоб ног не жалели. Коли удерут — с меня каждому рубль.

Бег взапуски устраивали трижды, после чего казна царя оскудела на два рубля. Удалось выяснить, что заманивать врага надо до самого обоза, иначе успеет убежать. Да и там желательно подождать, чтоб подтянулись задние. С «соблазном» тоже определились быстро. Что может с легкостью побудить воина устремиться сломя голову в погоню? Да только вид отчаянно улепетывающего неприятеля. Здесь подчас и осторожный человек про свою осмотрительность позабудет. А если враг еще и неплохо одет и вооружен, то есть найдется чем поживиться, то тут и вовсе азарт душу распирает.

Так и случилось. Отряженный для истребления лесной нечисти князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский, в строгом соответствии с намеченным планом, чтобы выманить врага, расположил основную часть приданных ему сил за холмами, а незначительную послал к Арскому лесу, чтобы Япанча увидел их и соблазнился легкой добычей.

В крепости засаду прекрасно видели, но вот незадача — сигнал для атаки «лесных братьев» у осажденных был предусмотрен, а вот иной, предупреждающий о грозящей опасности, нет, поэтому, как истошно ни орали казанцы, пытаясь повернуть людей Япанчи обратно, у них ничего не вышло.

К тому же толпы русских ратников, якобы устрашенных его нападением, немедленно повернули вспять, бросившись бежать — ну как тут удержаться от погони. Татары гнались за ними до самого обоза, где те заняли оборону, после чего часть их принялись осыпать укрывавшихся дождем из стрел, а другие прямиком бросились на главный стан московского войска.

Лишь тогда князь Юрий Шемякин со своим готовым полком устремился из засады на татар. Те бросились было бежать, но будучи настигнутыми недалеко от леса, приняли бой. В то же время подоспел и князь Горбатый со всеми конными дружинами; а пешие ратники с обеих сторон зашли в тыл.